( Collapse )
Табличные расчёты формул сферической геометрии, понятно, - дело сложное, но математика там сопровождалась чистой зубрежкой навигационных звезд и созвездий, следовательно, после сдачи экзамена (тогда говорили – «испытания») по премудростям, придуманных еще древними звездочетами, дворянские недоросли, обучавшиеся в Морском Корпусе, устраивали великий праздник. Будущие флотоводцы Российской империи заказывали… похороны по первому (генеральскому) разряду с катафалком, ведомым шестью лошадьми цугом, а в богатый гроб укладывали, естественно, конспекты по астронавигации. В сопровождении оркестра они следовали торжественным маршем до Смоленского кладбища Санкт-Петербурга, где со скорбными речами «провожали в последний путь» заумную науку, необходимую для кораблевождения.

Хранители традиций шляхетского Морского Корпуса, именовавшегося в советское время Ленинградским Высшим военно-морским, Краснознаменным, ордена Ленина, ордена Ушакова I степени училищем имени Михаила Васильевича Фрунзе; утверждали, что обычай хоронить с музыкой «ненужные знания» возник еще в Москве, в Сухаревой башне, чуть ли не с момента образования Навигацкой школы, когда преподавателем математики был Л.Ф. Магницкий, автор известного учебника арифметики, ставшего основой всего математического образования дореволюционной России.

Леонтий Филиппович, человек высокообразованный, был мягок характером, но строг как преподаватель, а гардемаринов за нерадение было приказано сечь нещадно, не обращая внимания на их благородное происхождение, поэтому по субботам стон стоял над дворянским высшим учебным заведением, когда точные науки вбивали в голову с противоположного направления.Вероятно, реальные прототипы смелых кинематографических гардемаринов долго не смогли бы так лихо держаться в седлах, если бы реально прогуливали учебу по причине нежной любви к прекрасным дамам, или даже из-за срочной государственной надобности.

В Училище имени М.В.Фрунзе сохранились многие традиции Корпуса, но не эта «похоронно-астрономическая». Курсанты предполагали, что не из-за запрета телесных наказаний, отмененных в 1917 году. С двоечниками по-прежнему расправлялись жестоко: срывали с форменки курсантские погоны с якорями, нашивали вместо них матросские, и отправляли служить Родине на флот, рядовым моряком.

Скорее всего, мореходная астрономия просто стала казаться не такой уж сложной учебной дисциплиной, по сравнению с другими предметами, предназначенными для обучения. Например, «Теория устройства и живучести корабля (подводной лодки)», пресловутая ТУЖК. Эту науку, не похоронишь, знаете ли! Она достанет любого корабельного офицера и после выпуска из училища, пусть даже в форме приснопамятного «Руководства по борьбе за живучесть» (в форме РБЖ ПЛ или РБЖ НК). Как говорилось всуе: «Даже сидя на пляжу, я читаю РБЖу».

По слухам, накануне реального появления северного полярного лиса, в памяти человека мелькают образы прошедшего, а штурман подлодки в сей торжественный и переломный момент своей жизни размышлял об обычаях училища и сравнивал астрономию с ТУЖК не в пользу первой.

Если же сказать честно, он просто соображал, как ему увернуться от астрономических наблюдений. Согласно хорошей морской практике, накануне погружения подводной лодки необходимо определить место наиболее точным способом, а выбирать-то особо было не из чего. Японо-американская система «Лоран - А» на рассвете давала большой треугольник невязок (ошибок) из-за свойств ионосферы. На осциллографе прибора КПИ-4 лорановские импульсы дергались и плыли. Радиолокация, из-за дальности берега, тоже была сомнительным удовольствием.

Однако, взглянув на карту залива Петра Великого, где были начерчены границы районов боевой подготовки, штурман дал полную волю своей природной лени, практически задушенной с помощью Романа Андреевича Скубко, но потенциально столь же великой, как и у его предшественников по учебе в Корпусе,великих адмиралов Ушакова, Лазарева, Нахимова и Беллинсгаузена (и многих других великих флотоводцев) торжественно прощавшихся с тетрадями по астрономии среди могил на знаменитом кладбище Васильевского острова.

Идея, посетившая ленивого штурмана, была проста и легко выполнима. В заданном районе глубина моря была от 700 до 1500 метров, как говорится, - две трамвайных остановки. Исключение составлял ближний к фарватеру левый верхний угол района, где на карте указывалась небольшая подводная возвышенность с глубиной 110 метров. Капитан-лейтенант рассчитал курс на эту точку и включил эхолот. Чтобы не ошибиться, он все же уточнил место лодки по «Лоран-А» и радиолокации. Треугольники невязок, как и ожидалось, оказались великоваты, но «разогнать» их по отсчёту глубиномера не составило особого труда. Лодка проходила над минимальными глубинами. Выйдя в расчетную точку погружения, выбранную именно над подводной возвышенностью, штурман доложил в центральный пост и стал дожидаться дальнейших действий начальства.

Командир решил сыграть «Срочное погружение». Однако, сразу после надрывного сигнала ревуна и привычного дифферента на нос, прозвучал душераздирающий перезвон настоящей аварийной тревоги. Подводная лодка камнем падала на глубину. Механик лихорадочно давал порции воздуха высокого давления в группу цистерн главного балласта. Моряки в Центральном посту стояли, завороженно наблюдая за глубиномером. Несколько секунд – и касание грунта.

Экипаж не знал, да и не мог знать про штурманскую идею с уточнением места по минимальной глубине. Подводники реально приготовились к смерти и не сразу пришли в себя при известии о «чудесном спасении». Грунт был илистый, корпус лодки не пострадал, тем не менее, - засосало его изрядно, точнее вдавило в ил силой инерции, поэтому потребовалось еще несколько порций воздуха в цистерну, чтобы начать всплытие.

После отрыва от дна воздух в балластных цистернах, естественно, стал расширяться, и субмарина вылетела из воды, как пробка из бутылки шампанского, вся в брызгах и пене, со значительным креном на правый борт. Легкий корпус в районе правой группы цистерн главного балласта был слегка порван внутренним давлением, поэтому корабль пришлось выравнивать.

Как разъяснил позже командир БЧ-5, трюмный 3 отсека накануне погружения забыл продуть цистерну грязной воды. Штурман в подробности не вникал. Одно было ясно – центральный пост грубо нарушил эту самую РБЖ ПЛ, а кто там оказался «стрелочником» - все равно.

И еще капитан-лейтенант неожиданно отметил в самом себе совершенно неожиданную черту. Он, с лейтенантской юности мечтавший «о доблестях, о подвигах, о славе», оказался совершенно не тщеславен, когда дело и впрямь могло дойти до приятного момента получения возможных благодарностей или почестей. Он никому и ничего не сказал о своей роли в выборе точки погружения, приведшей к спасению от гибели его самого и еще 57 живых душ. Офицер посчитал неправильным и несправедливым получение мимолётной славы из-за преступных ошибок других людей. Для экипажа все происшествие так и осталось «счастливым случаем» спасения.