Из Записок Валериана Вержбицкого, офицера 97-го пехотного Лифляндского полка, о его службе в Русской Императорской Армии и двух революциях в 1917 году.
Доло происходило летом 1911 года, но нужно учесть, что воспоминания писались в 1950-х годах полковником В. Вержбицким.

"В Казанском пехотном училище нас осмотрел врач, признал нас годными к военной службе и на этом процедура приёма закончилась. Так, без особой канители мы оказались зачисленными в училище и стали юнкерами. Началось моё первое знакомство с условиями военной службы.
Первые впечатления были не из приятных. Особенно угнетающе действовала процветающая в военных училищах система т.н. цука – подчинение личности прихоти старшего, доходившей до самодурства. Воспитывалось не уважение, этого совсем не требовалось, а безропотное подчинение. Людей хотели лишить гордости, внушить им страх, угодничество и подхалимство.
Юнкер старшего курса, тем более портупей-юнкер, мог безнаказанно издеваться над юнкером младшего курса, изводить его мелкими, а порой и бессмысленными придирками. Младший должен был угождать старшему, выполнять за него работу, чистить сапоги, бегать с личными поручениями, развлекать.
Младший юнкер, ложась спать, не был гарантирован от дальнейших неприятностей. Старший юнкер мог разбудить его и заставить чесать себе пятки.
Портупей-юнкер мог позволить себе такую роскошь, как ехать на спине юнкера первого курса в уборную дабы не утруждать себя одеванием сапог.
Такова была традиция, существовавшая почти во всех военных училищах. Только артиллеристы не признавали этой традиции. Среди юнкеров-артиллеристов витал дух взаимного уважения, поддержки и помощи.
Рассказывали, что прямо до дикости доходил “цук” в кавалерийских училищах. В Николаевском училище не почитались даже с сыном великого князя. Князич не выдержал издевательств и пожаловался отцу. Разразился скандал, но ничего не изменилось. Начальство молчаливо поддерживало такую систему воспитания. Она выращивала безгласных исполнителей, преданных “вере, царю и отечеству”. А для представителя царствующего дома было сделано исключение из общего правила.
Да, такую систему мог выдержать не каждый. Наша группа, прибывшая из Петербурга, быстро таяла. Один за другим товарищи подавали рапорта об отчислении и уезжали домой. В конце-концов из этой группы я остался один. В училище я встретил товарища из Двинска – юнкера старшего курса. Он морально меня поддерживал и уговаривал потерпеть всего один год. На следующий год, убеждал он меня, ты будешь сам старшим и никакой цук тебе не будет опасен. Я колебался и время шло. Приближалось время принятия военной присяги. Подавать рапорт об отчислении можно было только до принятия присяги, а после – отчисляли только в полк, даже если возраст был ещё не призывной.
И я наконец решился и подал рапорт об отчислении, но не получил ни отказа, ни согласия. Кто-то специально задерживал решение по рапорту, видимо, желая дотянуть до присяги.
На устных занятиях я стал отказываться, заявляя, что ухожу из училища. Но на строевые занятия ходил. Отказываться было опасно, да и нельзя вообще..."

А я считаю, что это прекрасная система!!! ( цукания ) Военному человеку, пристало развивать в себе навыки беспрекословного выполнения приказов. Это необходимо для того, чтобы в решительный момент кровавой битвы за историческую судьбу Многострадальной Родины выполнить приказ!!!
Странно, но почему артиллеристы вели себя по-другому?

Потому что авиации тогда еще не было, и вакантное место элиты армии временно занимала артиллерия...

Алексей,ты совершенно прав-самой интеллектуальной частью ТОГО офицерства без сомнения были артиллеристы,отсюда и более "продвинутые"межличностные отношения.Однако,как говорит история,подобные "цукиновские" - отношения в более жесткой или мягкой форме присутствовали в вооруженных формированиях ВСЕГДА.Начиная с древнеегипетских войнов (известен папирус-письмо новобранца,который жалуется на притеснения старослужащих).Видимо это совершено НЕОБХОДИМЫЙ шаг-коренная ломка психики,иначе из пацана просто невозможно сделать война,который бесприкословно будет идти на смерть повинуясь своему долгу.Мы все прошли подобную ломку-вспомните КМБ,конечно наше училище не практиковало жесткие "цукины",но мягкая "правка мозгов"велась на протяжении всего периода обучения.Одна из основных задач офицерского корпуса в деле воспитания молодого пополнения-найти ту самую золотую середину ,которая поможет без серьезного травмирования психики.Русская армия знает пример такого воспитания новобранцев-в суворвские времена практиковалась система "дядек"-за каждым новобранцем закрепляли старослужащего-"дядьку",который воспитывал из него война,учил,охранял и наставлял.К сожалению,эта.как и многие другие славные традиции русской императорской армии были уничтожены безжалостным временем и уродами,которые потом пришли к власти.
К всему сказанному стоит добавить интересный штрих из истории военного искусства - многие культуры(например античная греческая или средневековая японская )для сплачивания воинских коллективов прибегали к культивированию...гомосексуальных связей между войнами....

Продолжение записок В. Вержбицкого. А вот и фото автора в форме вольноопределяющегося 98-го пех. Юрьевского полка (Двинск).

"Кончилось такое неопределённое положение вполне определённым скандалом.
Присутствовал я на строевых занятиях и допустил неточность в выполнении ружейного приёма. За это взводный унтер-офицер поставил меня перед строем и приказал взять винтовку “на караул”. Стоять долго в этой позе трудно даже закалённому солдату, не то, что начинающему юнкеру.
Портупей-юнкер продолжил командовать взводом и делал вид, что совершенно не замечает меня. И я не выдержал. Когда унтер очередной раз приблизился ко мне, я вскинул винтовку на изготовку. Штык оказался направленным в грудь взводному. Это был скандал! Но честно говоря, я и до сих пор не могу понять, что я своим движением хотел выразить. Колоть взводного я не собирался. Но взводный страшно побледнел, схватился за штык и вырвал винтовку у меня из рук.
Вскоре я оказался у курсового офицера штабс-капитана Ж., на моё счастье, большого либерала.
Он, правда, с возмущением выслушал доклад моего командира, но отослав его, попросил меня рассказать все подробно. Выслушав мои объяснения, он согласился, что с таким настроением служить в армии действительно нельзя. Он сказал, что сам сожалеет, что стал офицером, что разочаровался в службе и в заключение обещал мне помочь до принятия присяги отчислиться из училища.
Я тут же написал новый рапорт об отчислении и стал ждать результата. Время тянулось медленно, и день присяги приближался быстро. Наступил день принятия присяги, а ответа на рапорт не было. Отказаться присягать – значит угодить под суд. Присягу я принял, а на следующий день был отчислен из училища, но не домой, как мне хотелось, а в местный полк вольноопределяющимся 1-го разряда.
Так провалилась моя первая возможность стать офицером русской армии.
Явился я в Казанский пехотный полк с направлением из училища и был зачислен в роту. Командир роты сразу же заявил мне, что я только прикомандирован к нему, освободил меня от несения службы и работ, попутно запретил мне общаться с солдатами и поместил в ротной канцелярии под надзор фельдфебеля. С последним мы быстро нашли общий язык. Я имел небольшие сбережения и стал понемногу угощать его. Взамен получил полную свободу. Днём я уходил гулять в город, и по вечерам, когда в казарме не было начальства, заходил к солдатам. Иногда писал им письма на родину.
Однажды, будучи в городе, я случайно встретился с офицером штаба округа капитаном Д. Я задумался и поэтому с опозданием отдал ему честь. Капитан сделал мне замечание, но обратив внимание на мои погоны вольноопределающегося и юнкерскую шинель, мне понравился, и я откровенно рассказал ему свою историю. Он обещал выяснить в штабе, и на следующий день мы снова встретились.
Капитан рассказал мне невесёлую историю о том, что начальник училища генерал Кедров настаивает на направлении меня в штрафной батальон, и что по этому поводу ведётся переписка.
Капитан изъявил желание помочь мне избавиться от штрафного батальона, но для этого я должен был был получитть в роте положительную характеристику и передать ему.
Возвращаясь в роту, я купил очередное угощение для фельдфебеля и вечером обо всём с ним договорился. Я наплёл ему, что встретил дядю, который работает в штабе округа, и что этот мифический дядя требует характеристику, чтобы ускорить перевод меня в другую часть.
Фельдфебель привлёк к нашему заговору писаря, который настрочил нужную характеристику, и командир роты подписал её, как всегда не читая.
Через пару дней прибыл приказ, и я поспешил отбыть в 98 Юрьевский полк, расквартированный в (моём дорогом - зачёркнуто) Двинске (25 дивизия).
По дророге в полк я заехал к отцу в Полоцк, куда он был переведён из Двинска, и пробыл там несколько дней. Отец сшил мне полную форму вольноопределяющегося Юрьевского полка, и я с удовольствием заменил ею остатки опостылевшего мне юнкерского обмундирования..."

Вместе с песней,про погибших юнкеров,показалось интересное фото.
А именно(так как эта тема уже поднималась на старом форуме),это похоже один из первых выходов "Женского ударного,добровольческого батальона смерти",и во главе его именно она,женщина-легенда,Георгиевский кавалер Мария Бочкарёва.
А Знамя,похоже ротное,на нём всё и написано.
Немного странно это к теме "юнкеров"...но к теме Русской армии приемлемо.
И уж позволю себе добавить к теме "юнкеров" классика русской литературы А.И.Куприна,с его бессмертным романом!
Я нашел эту книгу в зимнем отпуске 3го курса,когда родители переехали в новый город,на "дембель"...
Ночь читал,оторваться не мог!
Всё про нас....Рекомендую.
И уж если быть совершенно точным,автор слов песни которую поёт Ж.Бичевская,Александр Вертинский.
Только поёт он её немного по другому,наверно потому,что был и свидетелем и участником тех событий в Москве.