И тем не менее, едва ли не в каждом историческом романе или летописи имеются красочные картины того, как воины с криками радости седлают коней, опоясываются мечами и сбираются в дальние походы; как спорят о праве первым влезть на вражеские укрепления или кинуться в атаку. Зачем, куда, почему? Отчего так рвутся на смерть нормальные, здоровые люди? Почему сами рвутся на войну — когда Родине не угрожает смертельная опасность, когда нет необходимости спасать свою страну от гибели, как было во время Второй Мировой, или своих собратьев от рабства или узаконенного грабежа, как сейчас в Чечне?

Сомнения сии мучили меня много лет, пока в прошлом году я не наткнулся на очень подробное описание Судьбищенской битвы — одного из десятков и сотен сражений в многовековой борьбе России и Турции, разразившегося в местах, которые когда-то называли Диким полем, у села Судбищи (ныне село в Новосильском районе Орловской обл.) на реке Любовша.

Случилось это жарким летом 1555 года от рождества Христова, когда крымскому хану Девлет-Гирею захотелось в очередной раз пограбить богатые московские украины.
Лето №1555

( Collapse )

Весной 1555 года до московского царя Ивана Грозного дошла весть о том, что крымский хан собирает своих воинов, чтобы напасть на обитающие на Северном Кавказе племена. Между тем, племена и князья черкесские уже успели присягнуть на верность Москве на веки вечные, став одним из русских народов, и допустить их разграбления царь не мог — какой же он правитель, коли не сможет защитить своих подданных? А потому Иван IV решился предпринять ответные меры и отправил прикрывать опасное направление боярина Ивана Васильевича Шереметева с 13 000 войска.

В начале лета Иван Васильевич собрал доверенные ему войска в крепости Белеве, на самом краю Засечной черты и двинулся на юг, торопясь перекрыть ведущие на Кавказ дороги. Воевода даже не подозревал, что Девлет-Гирей, следуя старинной татарской поговорке в одну сторону лук натянуть, а в другую стрелять развернул свои войска на север, и скорым маршем двигается по печально известному Муравскому шляху прямехонько на Тулу. С ним шло около 60 000 нукеров, а значит — не менее 150 000 коней, которые пробивали в травяном покрове широченную брешь, частью поедая, частью вытаптывая всю растительность. Вполне естественно, что пересекавший Муравский шлях боярин Шереметев такого следа не мог не заметить, и сразу понял все: татары идут на Москву!
На войне как на войне

Опытный воевода не мог не понять, что по воле судьбы он оказался в уникальнейшем положении — за спиной огромного войска, командиры которого даже не подозревают о присутствии русского отряда. И таким шансом нельзя было не воспользоваться. Конница поворотила коней и дала им шпоры.

Тут следует упомянуть про один очень важный факт — в русской армии никогда не существовало пехоты. Отправляясь в дальний поход, боярин садился на трех коней, любой стрелец или ратник шел воевать не меньше, чем на двух скакунах. А в тех случаях, когда в случае крайней нужды выставить ополчение, «черные сотни», требовали с ремесленных слобод и крестьянских деревень, при нехватке средств на полноценного воина селение выставляло не пехотинца — селение выставляло коня. Таким образом, русские войска обычно передвигались с очень большой скоростью.

Вот и в этот раз, кинувшись в погоню, спустя несколько дней стрельцы и кованая конница нагнали врага, и со всего хода нанесли ему сокрушительный удар...

Нет, не в тыл — служилые люди, профессиональные воины напали на обоз, смяв несколько тысяч охраны, перебив большинство возничих и взяв в плен два десятка татар. Роли переменились — вместо степняков на козлы уселись боярские дети и стрельцы, они же заделались табунщиками. Обширный, богатый обоз стал медленно поворачивать, расползаться в стороны — к Рязани, Мценску, Ряжску. Добыча оказалась столь велика, что для увода ее и охраны в пути пришлось выделить целых 6000 человек!

Однако основные силы продолжали двигаться дальше — но уже не так торопливо, как ранее.

Через день до хана, уже успевшего дойти до стен Тулы, дошла тревожная весть о подлом русском наскоке и пропаже всего воинского обоза. На глазах у изумленных горожан огромная татарская рать, не сделав ни единого выстрела, развернулась, и ринулась назад — туда, откуда пришла.

Обычно татарский обоз двигался за основными войсками с отставанием на 5-6 дней пути, дабы обширные стада скота, табуны запасных коней и отары овец могли удобнее кормиться. Примерно через четыре дня пути крымская конница рассчитывала встретить свой обоз — но вместо этого, всего в двух переходах от Тулы, в 150 верстах, у деревни Судьбищи она неожиданно напоролась на тонкие ряды одетых в длинные толстые тегиляи стрельцов. Начинать правильную атаку не имелось времени — татары ринулись «в лоб». Стрельцы положили на бердыши граненые стволы и нажали на спусковые кнопки.

Оглушительно грянул залп — над полем боя поплыли пушистые белые облака дыма, а жесткий залп смертоносной картечи снес первые ряды атакующей конницы, заметно проредив задние. Из-за спин стрельцов, опустив рогатины, рванулась в ответную атаку кованая конница.

Встречный конный бой — страшное дело. Копья пробивают любые доспехи, нанизывая людей на древки по самую рукоять, раскалываются от тяжелых ударов щиты, сабли режут мягкую человеческую плоть, окантовки ломают ребра и конечности, кистени крошат кости и черепа. Мощный удар собранного в крепкий железный кулак боярского ополчения стоптал передовой полк, правую и левую руку. Захватив в кровавой сече знамя князей Ширинских, бояре откатились назад за ряды стрельцов. Те к этому времени успели перезарядить пищали и начали частую стрельбу по сунувшимся было в новую атаку татарам.

Степняки смешались, отступили, но вскоре собрались в плотную массу и снова кинулись вперед — и опять им навстречу помчалась кованая боярская конница. Опять послышался треск ломаемых копий, крики боли и ярости, опять не ожидавшие столь ярого сопротивления крымчане отступили. Тем временем над полем боя начали неспешно сгущаться сумерки, и вскоре сеча начала затихать — потому, как различить врага стало невозможно...
Велика Россия, а отступать некуда...

Ночью в татарском лагере кипела работа: Девлет-Гирей пытал двух пленников, взятых на поле боя. Не выдержав мук, один из них признался, что у стоящего против 60-тысячного войска боярина Шереметева всего 7 тысяч ратников. Крымский хан встрепенулся — получалось, татар в десять раз больше! Десять на одного! Он преисполнился уверенности в том, что по утру без труда сомнет горстку смельчаков и ринется по Муравскому шляху спасать обоз. Вознеся благодарственную молитву, он лег спать, чтобы с первыми лучами солнца подняться в седло, и ринуться на тощий русский строй.

Когда солнце осветило поле на следующий день, там уже стояли поперек дороги русские стрельцы. Однако татары, теперь зная слабость, вели себя куда более весело.

— Сдавайтесь, русские! Сдавайтесь, мы все равно вас перебьем! Сдавайтесь, в плену хорошо! Мы будем добрыми хозяевами! Сдавайтесь! Бегите, русские, а то бить сейчас начнем!

Однако хмурые бородачи только крепче сжимали ратовища бердышей, да поглядывали, чтобы с пищальных полок не просыпался порох. Они знали, что стоит им дрогнуть — степняки помчатся по шляху, нагонят отставшие телеги обоза, отберут их законную добычу. Велика Россия, а отступать некуда — позади уходит в русские города медлительный татарский обоз.

Воздух наполнился зловещим шорохом — в небо взметнулись азиатские трехперые стрелы. Первые тысячи стремительно опустошали свои колчаны: по сто стрел на крупе у каждого нукера, десять выстрелов в минуту, сотни и сотни луков. За десять минут на русский строй, со звоном цокая по широким лезвиям бердышей, рассекая полы тегиляев, хищно впиваясь в ноги, руки, в плечи обрушилось треть миллиона стрел. Дождь из стальной смерти, полсотни смертей на каждого ратника. А потом конные тысячи с залихватским посвистом и криками «Олла Билла! Бог в помощь!» ринулись вперед.

Но русские не могли отступить — слишком многое решалось на этом залитом кровью поле. Оглушительно грохнул слитный залп, сминая кирасы, разрывая кольчуги, продырявливая стеганные халаты и лошадиные тела. Конница врезалась в свинцовую стену — и безжалостная смерть собрала урожай сразу в сотни жизней. А навстречу уцелевшим понеслись, грозно крича «Москва-а!» или просто «Ур-ра-а!» закованные в панцири и бахтерцы боярские дети. От страшного удара татары опрокинулись, кинулись бежать, бросив своего хана. Вокруг Девлет-Гирей остались только янычары — бесстрашные воины, лучшая пехота планеты. Именно они, привыкшие побеждать все и всех, приняли на длинные копья атакующих бояр — несколько копий вонзилось в коня Ивана Васильевича Шереметева, еще два смогли пробить московскую броню и впились в тело. Воевода, роняя саблю, рухнул с коня.

Спасая командира, бояре столпились вокруг, подняли его, стали торопливо отходить. Опамятавшиеся степняки, развернувшись, кинулись вдогонку, наседая на плечи отступающих конников, прикрываясь ими от смертоносных пищальных выстрелов. Русские начали отступать, а потом просто побежали, скатываясь в случившейся на пути заросший кустарником и деревьями овраг.

— Победа! — с облегчением вздохнул Девлет-Гирей. — Теперь можно преследовать разбегающихся с обозом грабителей. Вперед, мои отважные нукеры, вперед!

Свежие тысячи, вскинув к небу острые наконечники копий, потрусили по дороге мимо усыпанного телами, залитого кровью бранного поля. «Поле битвы было усеяно телами 5 тысяч павших русских воинов и втрое большего числа татар», — как красочно описано это зрелище на сайте «Хронос» .

В овраге затрубили трубы. Хан Девлет-Гирей с удивлением повернул голову и увидел, как уже одиножды истребленная кованая конница под командой бояр Басманова и Сидорова опять мчится в атаку, опрокидывает идущие по дороге отряды, рубит и топчет их, после чего так же стремительно возвращается назад в овраг.

Русские не могут позволить степнякам безнаказанно идти по дороге. Позади — обоз!

— Убить их всех! — в ярости кричит хан, выхватывает саблю и самолично ведет в атаку на проклятый овраг свежие отряды. Кусты и кроны деревьев с грохотом выплевывают белые дымы, и картечь с влажными шлепками начинает выбивать из атакующих тысяч воинов и лошадей.

Татары откатываются, берутся за луки, и сотни тысяч, миллионы стрел обрушиваются на земляную яму, срезая листву и тонкие ветви деревьев. И снова хан с обнаженной саблей мчится впереди своих воинов — и снова его встречает смертоносный свинцовый ливень.

Степняки откатываются. Русские, пользуясь передышкой, начинают вылезать на поле боя и утаскивать своих раненых в овраг.

Девлет-Гирей, подведя вперед свежие тысячи, опять начинает забрасывать русских стрелами, а потом снова бросает нукеров в атаку. Но овраг раз за разом выплевывает навстречу степнякам свинцовый град, калечащий и убивающие все живое. На подступах к неожиданному укреплению начинают вырастать целые холимы из мертвых тел. Но русские сидят на месте, словно зубами вцепившись в Судьбищенское поле — а при всякой попытке пройти мимо них из оврага вылетают окровавленные и злобные боярские дети.

У татар начинают пустеть колчаны — ведь боевые припасы остались там же, где и все остальное, в обозе! Вместо тугих луков приходится рассчитывать только на длинное копье, да кривую саблю. Но ведь и у русских должны в конце концов кончиться патроны!

Восемь часов раз за разом Девлет-Гирей самолично (!) водит в непрерывные атаки на овраг все новые и новые свежие татарские тысячи! Восемь часов! С полудня, и до самой темноты штурмуют крымчане проклятый овраг! Огонь пищалей слабеет, дружные залпы сменяются отдельными редкими выстрелами. Но стрельцы, ухватив свои огромные бердыши одной рукой под косицу, а другой — посередине древка, встречают степняков на острие сверкающих стальных полумесяцев, колят их подтоками, режутся кривыми, как у сабель, лезвиями в тесной рукопашной схватке. Не выдержав напряжения сечи, татары отбегают, тяжело дышат, стоя на безопасном расстоянии — а в это время широкую земляную яму атакуют отдохнувшие тысячи.

Иногда возникает ощущение, что русские наконец-то выдохлись, что силы их ослабли и осталось сделать всего один, завершающий удар — но тут из оврага выхлестывает конница, широкие наконечники рогатин бьют в человеческие тела, сабли рубят спешившихся воинов, и к тому времени, когда уставшие бояре прячутся назад в овраг, стрельцы успевают перевести дух. И все приходится начинать сначала.

Опять над сошедшимися в смертельной схватке людьми сгустилась ночь, опять темнота утихомирила звон стали. Обессиленные татары попадали там, где стояли, не тратя времени даже на то, чтобы постелить на холодную землю войлочные потники. Лошадям просто отпустили подпруги, отпустив их во мглу искать невытопанную траву.

Ночь. Она промелькнула, словно и не было. Опять поднялось над горизонтом ослепительное солнце — и в его ярких лучах засверкали над краем оврага стальные бердыши и ярко начищенные ерихонки и шишаки. Русские не сбежали, пользуясь темнотой, не очистили дорогу для многократно превосходящих сил степняков — они продолжали сидеть в овраге и готовились сражаться.

С внезапной ясностью Девлет-Гирей понял, что все бесполезно. С момента захвата обоза прошла почти целая неделя, а чтобы начать погоню за расползшимися неизвестно куда телегами требовалось потратить еще день, чтобы сломить сопротивление маленького упрямого отряда, и еще пару дней, чтобы добраться до места, с которого можно будет начинать преследование.

А у его войска уже не осталось стрел, у него много раненых, а те, кто целы — здорово устали за время двухдневной сечи.

— Шайтан! — это все, что только мог сказать крымский хан в подобной ситуации. Девлет-Гирей приказал отступать. Его огромная армия переправилась через реку Сосну и, обходя злобных русских, так и оставшихся сидеть в своем овраге, по большой дуге, обходным путем направилась обратно в далекий Крым.

Но судьба зла, а беда не приходит одна. При подходе к родным местам на усталые войска нахально наскочили известные разбойники — казаки, что испокон веков не дают спокойно жить честным правоверным грабителям, и самым подлейшим образом отбили у войска еще 15 000 коней.

Видать сильно прогневался Аллах на своих воинов в этом году и окончательно отвернул от них свое лицо.
Итоги

Согласно данным, которые приводятся в книге Сергея Михайловича Соловьева, известного российского историка, академика Петербургской Академии Наук и ректора Московского университета с 1871 по 1877 год «История России с древнейших времен», в 6 томе — в Судьбищенской битве, за время двухдневной жесточайшей сечи семитысячного русского отряда с шестидесятитысячной татарской армией русские потеряли убитыми 320 (триста двадцать) детей боярских и 34 (тридцать четыре) стрельца. Столь большие потери боярского ополчения вызваны скорее всего тем, что конница ходила в атаки, и раненые помещики остались лежать на поле боя без врачебной помощи, в то время, как раненые стрельцы оставались в своем лагере.

Русские успешно защитили обоз от татарских наскоков и привели в укрепленные приграничные города 60 000 лошадей, 200 аргамаков, 80 верблюдов, привезли несколько тысяч телег с ханским шатром, шатрами многих беев и мурз, несчетным количеством ковров, посуды, походной утвари, а также огромным боевым припасом, заготовленным для целого войска.

Оставшись без обоза, утратив фактор внезапности, а так же получив известия о том, что Иван Грозный успел собрать рать для отпора врагу и привел ее к Туле, Девлет-Гирей отказался от набега и ушел назад в Крым без добычи и обычного при подобных набегах полона. Десятки тысяч русских людей остались на свободе или просто живы.

Судьбищенская битва считается одним из крупнейших поражений русской армии за все время русско-турецких войн. Только не спрашивайте меня почему.

И про то, как в один день убил 28 немцев, но не получил записи в снайперской книжке. Про то, как 30 минут пробыл в плену у власовцев - но те, конвоируя, подорвались на минном поле, а Ваня - остался. Про то, как писали про Ткачёва в немецких боевых листках: бандит, подлежит уничтожению, ведь на его счету к концу войны - 2 роты вермахта, 169 немецких солдат и офицеров, снятых метким выстрелом, в их числе майор Бауэр и капитан Рихтер, убившие по 500 красноармейцев. Про то, как саднило щёку, разорванную осколками: 10 раз попадали снайперы с той стороны фронта в прицел его винтовки.
Статья по теме
Последний рубеж. История боя, ставшего легендой пограничных войск
Но я сажусь в поезд и еду в Брест, где Иван Терентьевич живёт в семье сына, в сущности только для того, чтобы услышать всего одну историю. Историю, которая, как оказалось, не оставила на его сердце ни зазубринки - в отличие от вражеских пуль, что расчертили спину. Младшая внучка всегда плакала, когда дед снимал рубашку… Я надеюсь найти ответы. Но вернусь в Москву без них.

«Хлопцы, молитесь!»

Не считая деда-священника, все в семье - вояки. Отец - ещё с первой войны. Ваню готовили в семинарию, но с выпускного бала он пошёл в военкомат. Отец, старший брат ушли на фронт, младший - в партизаны; мать двое суток лежала без сознания, одна в пустом доме…

Потом его сын дослужится до подполковника - в Алжире, и даже внучка будет грезить армией, пока не поступит на юриста.
Иван Терентьеич Ткачёв. Фото: Из личного архива

Но от деда остались и «Отче наш», что читал про себя, выходя «на охоту» («Это помогало! Один командир роты, посылая в атаку, говорил: «Хлопцы, молитесь!» - и хлопцы возвращались живыми, а другой, цыган, посылал с матюгами - и возвращалось по 10 человек…»). От деда, наверное, и привычка по средам ходить к акафистам («Служба лёгкая, короткая, но очень полезная!»), уже сейчас, в его 93, так, что среди бабушек - белых платочков сразу выделяется его седая голова. Он стар до прозрачности, сгорблен, будто восковое лицо - и аромат, которому я весь наш разговор буду искать объяснения: память ли это военных лет, запах ли времени или, может быть, просто застоявшийся одеколон «Шипр»…

Он показывает вырезки из «Красной звезды», вспоминает - уже хаотично, так, что мне приходится догадываться, сопоставляя мозаику из публикаций, подхватывать обрывающиеся нити рассказа, - вспоминает про то, как отказался расстреливать дезертира, приговорённого к смерти, и был за то отправлен в штрафбат. Про то, как после войны в военном училище спал на полу и как всё училище снилась война. А потом как отрезало - не снились уже ни немцы, ни похороненные товарищи, ни снайпер Маша Аксёнова, что писала ему стихи.

Вспоминает, как в мирное время приезжал в Белоруссию Константин Симонов. Он захотел видеть того самого Ткачёва, служащего тогда военным прокурором. Они вместе поехали по общим боевым местам:
Статья по теме
Через войну с любовью. История одного солдата в письмах с фронта

«Под Невелем в колхозе рассказал я ему историю: стоим вот тут, видим, немцы к колодцу идут, женщиной прикрываясь, как живым щитом. Так я изловчился, одного убил, другого ранил. А мне и отвечают: «Так то ж наша Нюра!» Доярка. Обнялись с ней. Симонов потом рассказ об этом написал». И всё никак не всплывает в его памяти тот день, о котором я знаю, - и вот подталкиваю к нему, подвожу…

Иван Терентьевич кивает: да, и такое есть в его арсенале. Проглатывает детали, выпуливает известные мне факты, оставляя за бортом то, что в душе. Я буду потом его пытать, чтобы докопаться, - и ничего не добьюсь.
Сами выбирали цели

Они стояли в местечке Турки-Перевоз. Получили в тот день почту: письмо безымянному «самому храброму воину» написала юная Валя из Ленинграда, потерявшая в блокаду семью, с просьбой отомстить за родителей. Письмо жгло карман. Пошли «на охоту» с напарником, Колей Поповым. Залегли. В прицел видно и умывальники, и места для чистки обуви, и землянки. И черты лица… Взяли на мушку двоих офицеров. Уложили. За офицерами пришли солдаты - сняли и тех, пытавшихся оттащить тела. И вот на сцене ещё двое: долговязый, с перевязанным глазом, хилый солдатик тащит куда-то ящик с патронами, и офицер, сбивший его с ног: «Куда, идиот, прёшь! Не видишь, снайпер работает!» Солдат растерянно присел, но не скрылся, стал размазывать слёзы по увечному лицу… Офицера убил Коля. Долговязый доставался Ткачёву. Он целился, долго рассматривал его лицо, потом снял палец со спускового крючка…
Таким Иван Ткачёв вернулся домой. Фото: Из личного архива

Почему?! Даже не зная, что случится потом, - почему?! Жалость к врагу? «Мы сами выбирали себе цели…» Он не смог мне ответить, что это было. Не больше, чем просто день на войне. Иван Терентьевич забыл о долговязом, которому подарил жизнь. Забыл до 1952-го, когда война сама напомнила о себе и как на ладони поднесла дар. Ему ненужный...

- Я поехал в Москву, встретился там с Колей Поповым и оказался на выставке ГДР в Парке Горького. Иду, встречаю немецкую группу, и что-то во мне начинает шевелиться, какое-то узнавание - вот этот высокий, с искусственным глазом, шрамом на щеке, весь какой-то хлипкий… Подошёл, спросил про Турки-Перевоз, 43-й год. Тот на ломаном русском ответил, что да, был там и помнит тот день, когда - недавно из госпиталя - тащил ящик с патронами к пулемёту, офицер сбил с ног: «Идиот!» Через неделю его комиссовали по ранению в тыл…

- У вас, наверное, душа перевернулась? - пытаюсь я растормошить старика, которого в 1952 г. в Парке Горького коснулась длань Судьбы: «Да в те года с иностранцами-то не особо было дружбу водить».

А иностранец всё запомнил: и день в 1943-м, и фамилию Ивана Терентьевича, и адрес военной академии, где тот тогда учился. Вернулся в Берлин, рассказал о встрече жене. И вскоре в Россию пришло письмо… В конверте - фотография, на ней Вилли и три девочки, все как одна - темноволосые, хрупкие и похожие на отца… «Дорогой друг! - писала жена бывшего немецкого солдата бывшему русскому снайперу. - Если бы не твоё великодушие, то этих милых деток могло бы и не быть! Приезжай в гости! Очень ждём!» - по памяти пересказывает Иван Терентьевич. Письмо дошло до особого отдела, там его долго журили. Он сам выбирал себе цели…

Вскоре армия, где продолжал служить Ткачёв, была в Берлине на учениях. Эту историю раскопали газеты. Фото Вани увидела жена Вилли, прибежала в расположение части с одной из черноволосых дочек, стала просить разрешения, чтобы тот приехал в гости: «У нас уже и подарки готовы». И Ваня стоял рядом, и кивал головой, и про себя думал: «Зачем мне это, мало ли, вечером уже, слава богу, домой…» В гости не пошёл.

Он так и не объяснит, ни почему снял палец со спускового крючка, ни почему не пошёл к Вилли и дочкам в гости, ни почему эти 169 других не тревожат его покой, ни о чём он молит Бога на акафисте по средам. Я спрошу про 22 июня, день начала войны: «Посмотрю фильмы по телевизору, никуда не пойду. Прошло уже время. Та война сейчас для всех - как кино».

На счету питерского актера Алексея Смирнова - более шестидесяти фильмов. Ни в одном из них он не сыграл главной роли. Но его эпизодические персонажи зачастую затмевали основных героев. На экране он производил впечатление беспечного, благополучного, неунывающего человека. Казалось бы, у мужчины с таким добродушным лицом и широкой улыбкой должны быть море друзей, крепкая семья, любящие дети... У Смирнова не было никого, кроме больной матери. Пожалуй, трудно найти в актерской среде более одинокого человека. По жизни он был угрюмым затворником и хроническим неудачником. Даже хоронить Алексея Макаровича оказалось некому.
Нам так и не удалось найти могилу Алексея Смирнова ни на одном питерском кладбище. Видимо, могилы уже не существует: ведь если за ней никто не ухаживает на протяжении десяти лет - землю сравнивают. Так случилось и с могилой Станислава Хитрова, сыгравшего паренька в кубанке в фильме "Девчата"...
Страшно, когда на могиле нет ни надписи, ни креста; еще страшнее, когда нет самого захоронения. Но самое ужасное, когда о человеке забывают еще при жизни.
- Мы с Лешей были большими друзьями, у меня много его фотографий осталось, - говорил мне по телефону нынешний директор Санкт-Петербургского государственного театра музыкальной комедии, в котором Смирнов прослужил больше семи лет, Владимир Пашков. - Приезжайте, мне есть что вам поведать.
Владимир Владимирович долго рассказывал, каким замечательным человеком был Смирнов, как играл Петра Первого, как им восхищались ведущие оперные певцы Ленинграда...
- Как проходили похороны вашего друга? - поинтересовалась я.
- К сожалению, когда он ушел из театра, мы практически не общались. И на его похоронах я не был. Я узнал о его смерти спустя полгода. С такими вопросами вам лучше на "Ленфильм" обратиться...
Кстати, обещанные директором фотографии молодого Смирнова неожиданно исчезли: потерялись или директор что напутал - неизвестно...
...Киностудия "Ленфильм". Актерский отдел.
- Вы уверены, что он на нашей киностудии снимался? - поинтересовались у меня, хотя Смирнов более двадцати лет числился актером киностудии и получал здесь зарплату. - Может, наши старожилы его помнят?..
Меня проводили в соседнюю комнату.
- К сожалению, я не был с ним знаком, но вот адрес его подскажу: у нас здесь все архивные справочники хранятся, - утешил меня пожилой мужчина.
Позже выяснилось, что ни в одном из справочников имени Смирнова нет.
- Странно, выходит, он не был членом Союза кинематографистов... - пожал плечами мой собеседник. - Придется вам в архив "Ленфильма" обратиться. Все личные дела им передают.
В архиве личное дело актера затерялось. Но адрес, где проживал Алексей Макарович, мне все-таки подсказали.
- А где похоронен Смирнов? - спросила я напоследок.
- Таких данных у нас нет, - ответили мне.
Не потому ли столько лет ничего не писали о смешном Феде из "Операции "Ы", что его просто потеряли? Потеряли еще живым, а потом - уже и мертвого.
Маршал Жуков лично приглашал актера на банкет

О своих фронтовых заслугах Алексей Смирнов не любил распространяться: "Ну, служил, ну, есть какие-то награды - так ведь в войну все отличились. А я ничего особенного не сделал".
"Какими-то наградами" были: два ордена Славы - 2-й и 3-й степени, орден Красной Звезды, медали "За отвагу" и "За боевые заслуги". Алексей Макарович прошел путь от рядового до лейтенанта. А еще будущему киноактеру досталась от войны тяжелая контузия.
Все боевые награды Алексей хранил в коробочке, которая много лет пылилась под его кроватью. Правда, мать Смирнова, когда Алексея не было дома, доставала ордена и хвасталась перед соседками фронтовыми подвигами сына.
- Никто из театральной труппы до 1954 года не знал о боевых заслугах Смирнова, - рассказывает директор Театра музыкальной комедии. - Однажды мы гастролировали в закрытом городе Капустин Яр. В выходной день мы с Лешей пошли смотреть, как растут арбузы. У Леши было странное хобби: он коллекционировал насекомых и пресмыкающихся - бабочек, скорпионов, ядовитых змей, - спиртовал их или накалывал на булавки и хранил дома. Так что на поле он сразу принялся ловить насекомых. Неожиданно мы вышли на огромную поляну. Смотрим, горит костер, люди в шезлонгах отдыхают. У Лешки на шее висела змея, в руках он держал десяток жуков... Вдруг он все это бросает и строевым шагом направляется к одному из шезлонгов. "Товарищ маршал, разрешите доложить: лейтенант Алексей Смирнов!" - отрапортовал он. Я присмотрелся: перед нами - сам маршал Жуков. "Смирнов?.. Слышал-слышал. А что сейчас делаете?" - "Я артист, работаю у вас во Дворце культуры". - "Хорошо, вечером обязательно приду на ваш концерт". В тот день Жуков действительно пришел на наше выступление. Потом адъютант шепнул Смирнову: "Маршал лично приглашает вас на банкет". Так мы узнали о заслугах нашего коллеги.
- Говорят, у Смирнова не было ни слуха, ни голоса, а в театр его взяли из-за хороших внешних данных?
- Все это ерунда! Многие вокалисты, которым посчастливилось услышать Смирнова, считали, что ему надо бросить театральную карьеру и заняться пением. У него был великолепный грудной бас - просто он никогда не занимался вокалом. Таких голосов по всей России тогда насчитывались единицы! Все восхищались, когда Смирнов играл драматические роли. До сих пор его Петра Первого никто не может переиграть. Жалко, что он ушел в кино. Там использовали его внешность. Ему надоело быть посмешищем, играть алкашей и придурков...
Вероятно, сам Алексей Макарович вряд ли бросил бы театральную карьеру, но жизненные обстоятельства оказались выше него. Театральные гастроли длились по нескольку месяцев, а Смирнов не мог надолго оставлять больную мать без присмотра. Ведь она даже до магазина не могла дойти. Да и мизерной зарплаты, которую платили в театре, не хватало на двоих.
- На гастролях мы зарабатывали копейки, все деньги Леша сразу же отправлял домой, а жил на суточные, которых не хватало даже на нормальную еду, - продолжает Пашков. - Лешка каждое утро бегал на базар, искал дешевые продукты и на маленькой плитке готовил еду.
"Никакой свадьбы не будет", - отрезал Смирнов раз и навсегда

Бывшая улица Петра Лаврова, ныне Фурштадтская. Рядом - Таврический сад. Дом №44. Здесь, на первом этаже, много лет прожил Алексей Смирнов со своей матерью. Конечно, он мог получить квартиру получше, но одна мысль, что нужно просить, давать взятки... - приводила Смирнова в ужас. Его устраивали две крошечные комнатушки, выделенные театром. В одной из них артист сделал библиотеку, в другой - гостиную.
Этот дом сохранился и по сей день. Говорят, там практически ничего не изменилось. Разве что штукатурка со стен осыпалась, в парадных установили кодовые замки, а на окнах появились решетки. Два дня я пыталась достучаться в бывшую квартиру Смирновых. Дверь мне так и не открыли.
- Там какой-то офис, видите, дорогие жалюзи на окнах... - подсказали мне соседи.
Никто из жильцов 44-го дома тоже ничего не знал об Алексее Смирнове.
- Девочка, ты уже несколько часов здесь мерзнешь!.. О Леше хочешь спросить? Так поднимайся на четвертый этаж - может, я тебе помогу чем-то, - раздался сверху скрипучий голос...
На пороге появилась миловидная старушка.
- В этом доме практически не осталось людей, которые помнят Смирнова. Большинство умерло, кто-то переехал в другое место, - начала она разговор. - Я его хорошо помню: у меня с ним первая любовь случилась...
Мы расположились на кухне.
- До войны он был совсем другим человеком - у нас с ним тогда как раз роман начинался, - вспоминала Лидия Маслова. - Он так красиво за мной ухаживал! Каждый день клумбы цветов обрывал для меня, серенады в парадной затягивал так, что жильцы дома милицию вызывали... На Новый, 1941 год он сделал мне предложение. Пятого марта мы подали заявление в загс. Расписаться так не успели. Началась война, и Леша ушел на фронт. Обручальные кольца он завернул в тряпочку и спрятал под половицу. "Ты меня, главное, дождись, я скоро вернусь, и мы сразу же сыграем свадьбу", - обещал он.
Вернулся Алексей Смирнов спустя пять лет. В 1946 году его комиссовали из армии в связи с тяжелой контузией.
- О своем возвращении он мне не сообщил. Его мама позвонила и пригласила меня домой, - продолжает Лидия Ивановна. - Я на скорую руку испекла яблочный пирог и побежала к Смирновым. Ведь я столько лет его ждала! Я знала, что Леша жив, - он мне каждый месяц весточку с фронта отправлял. Так вот, открыла я дверь в комнату - и остолбенела. Леша даже не поднялся с кровати. "А, это ты, - лениво повернулся он в мою сторону. - Ну как дела?" Я так и застыла на месте. "Лешка, я тебе пирог принесла". - "Да не хочу я твоего пирога, и вообще, кто тебя звал?!!" - вскипел он.
После этих слов девушка выбежала из комнаты. С тех пор они больше не общались. При случайной встрече оба отводили взгляд.
...В тот день Алексей сел за стол, выпил залпом стакан водки, закусил пирогом, который Лидия оставила на тумбочке, и заплакал...
- Никакой свадьбы не будет! Никогда! И не спрашивай меня больше об этом, - сказал он тогда матери.
Через два года Лидия Ивановна вышла замуж. Свадьбу сыграли во дворе дома. Пригласили всех соседей. Не было только Смирновых. Алексей весь день молча просидел около окна.
- Утром следующего дня около моей двери лежал букет цветов, сорванных с нашей дворовой клумбы. Я сразу догадалась, чей это подарок, - рассказывает Лидия Маслова. - Рядом находился бумажный конверт. Я открыла его и ахнула - там были наши два обручальных кольца и записка: "Будь счастлива".
Только спустя много лет Лидия Ивановна узнает, что из-за контузии на войне Алексей не мог иметь детей. Он боялся испортить жизнь молодой девушке...
- Последний раз мы виделись незадолго до смерти его матери. Мы по-прежнему не проронили ни слова, лишь кивнули друг другу головой. Потом я переехала за город. Сейчас погостить к детям приезжаю. А еще я ничего не знала о его смерти. Соседи рассказывали, что никаких проводов, как принято, во дворе дома не устраивали. А ведь такой легендарный человек был! Позже я пыталась разыскать его могилу, обошла все центральные городские кладбища. Все тщетно. Помогите, пожалуйста. А то ухаживать, наверное, за могилами Леши и его матери некому...
"В каждой женщине он видел потенциальную спутницу"

Мать Алексея Смирнова часто намекала сыну о наследнике.
- Лешенька, когда же ты уже себе девушку найдешь? Жениться тебе пора, - говорила она. - Больно охота внуков на старости лет понянчить.
- Что ты, мамуля, мы с тобой еще долго проживем! Ты не только внуков, но и правнуков еще воспитаешь, - еле сдерживаясь, успокаивал ее сын...
- Мы столкнулись с Лешей Смирновым на гастролях в каком-то провинциальном городе. Он был трогательным, смешным человеком, а в каждой женщине видел потенциальную жену, - вспоминает актриса питерского БДТ Татьяна Ткач. - Он тогда подошел ко мне, трясущимися руками протянул гвоздику и робко поинтересовался: "Танечка, а вы замужем?.." Узнав, что у меня есть супруг, он очень огорчился. В то время он пытался ухаживать за всеми женщинами. С подобными предложениями о замужестве обошел всех присутствующих.
- Он пытался встречаться с девушками, но из этого ничего не выходило, - вспоминает коллега Смирнова по театру музыкальной комедии Владимир Владимирович. - Однажды мы были на гастролях в Крыму. Познакомились с двумя девушками. Леша все ночи читал им стихи. Позже мне объяснил, что стесняется близости.
Некоторые знакомые Смирнова утверждают, что актер сильно комплексовал из-за своей внешности. Ростом он был чуть больше двух метров, с годами еще сильно поправился. "Ну кому я, такой толстый и неуклюжий, нужен?! - жаловался он приятелям. - Я даже руку женщине поцеловать не могу - как-то нелепо это выглядит. Конечно, хочется найти жену. Пускай даже она не будет меня любить - главное, чтобы я ей не совсем противен был. А где такую встретишь?.."
Алексею Макаровичу казалось, что все женщины посмеиваются над ним.
- Это случилось на гастролях в Симферополе. Мы выступали в Доме офицеров. Художественный руководитель ДО, молодая девушка, призналась мне, что давно влюблена в Смирнова. Я организовал им встречу. Кстати, в тот вечер она специально отправила маму к подруге, чтобы затащить Смирнова к себе домой, - вспоминает Владимир Владимирович. - Вернулся я через три часа. Подхожу к нашей гостинице и слышу голос Лешки: "Строение колорадского жука интересно тем, что..." Как выяснилось позже, все три часа Смирнов рассказывал девушке про свою коллекцию насекомых. Заметив меня, она обрадовалась. "Владимир, проводите меня до дома!" - буквально закричала она. У меня складывалось впечатление, что он никак не мог понять, чего женщины от него ждали.
- Неужели никто из женской половины театральной труппы на него так и не обратил внимания?
- Какой там!.. На всех гастролях он то и дело собирал жучков или бегал по книжным базам, чтобы подписаться на редкое издание. Однажды в Кутаиси наши девчонки заметили у себя в номере скорпиона, с визгами прибежали к нам. Так Лешка забыл про все и бросился к ним в комнату ловить "экземпляр". Девушки орали как сумасшедшие, показывали на Леху пальцем и крутили у виска. Ну как в такого чудака можно влюбиться?! Да и одевался он неважно. Гастроли длились по полгода. В его гардеробе был один спортивный костюм. Так он его заносит до дыр, потом заплатки пришьет - и дальше носит.
"Папа, прости, что я не пришел на твои похороны"

В 50-х годах в поселке Жилгородок Волосовской области Ленинградского района находился дом-интернат для детей-инвалидов. Сюда каждые выходные приходил Алексей Макарович. Когда он понял, что жену ему уже не найти, то решил усыновить ребенка.
- Алексей сильно прикипел к одному мальчишке с врожденным пороком сердца, его звали Ванечка, - делится с нами бывшая воспитательница интерната Марьяна Гуськова. - Этого ребенка нам подкинули в грудном возрасте. Мы пытались разыскать его родителей, но напрасно. Мальчик рос тихим, замкнутым, с ним почему-то никто не хотел играть. Каждый день на прогулке он брал свое игрушечное ведерко, насыпал туда песок и около забора, в стороне от детей, строил куличики.
Первый раз Смирнов приехал в Жилгородок в апреле 1950-го. Привез воспитанникам интерната собственноручно вырезанные из дерева игрушки. Ребята окружили актера, выстроились в очередь за поделками. Не хватило только Ване.
- Дяденька, а мне?.. - шмыгнул носом мальчик и отошел в сторону к своему старому ведерку.
На следующий день Алексей Макарович купил в магазине деревянную лошадь-качалку, о которой в то время мечтали все дети. Таких подарков Ване не дарил никто.
- Это мне? - поинтересовался малыш.
- Хочу с тобой дружить, - улыбнулся в ответ Смирнов.
Тогда Ванечке было всего пять лет.
На протяжении десяти лет Алексей Макарович навещал ребенка. Играл с ним, водил в кино, в театр, покупал ему книжки. Вскоре Смирнов стал задумываться об усыновлении ребенка. Разрешения на это он добивался ровно семь лет. Сотрудники различных инстанций объясняли отказ тем, что Смирнов загружен работой, что не сможет уделять должного внимания ребенку. Весной 1960 года он добился разрешения.
...А через месяц скончалась его мама.
- Последний раз Алексей Макарович приехал к нам в таком виде, что мы не признали в нем прежнего Смирнова: весь грязный, от него разило перегаром, а из кармана брюк торчала початая чекушка, - вспоминает Марьяна Тихоновна. - Мы даже не пустили его за ворота. "Отдайте мне сына! - кричал он и размахивал перед нами какими-то бумагами. - У меня есть разрешение". Мы его на коленях умоляли прийти в другой день и боялись, что Ваня выбежит на его громкий голос.
Сотрудникам интерната удалось угомонить актера. Он удалился. На этот раз - навсегда.
- С тех пор мы его больше не видели, а Ваня еще больше замкнулся в себе, - продолжает Гуськова. - На выпускном вечере он спросил нас: "Скажите, пожалуйста, а куда ушел мой папа?.." Мы тогда сначала даже не поняли, о ком он говорит, а потом молча развели руками: "Ты уже взрослый юноша, сам должен понимать..."
Когда Ивану стукнуло восемнадцать, он устроился вахтером на машинный завод.
- Вы его можете найти, он нам все свои координаты оставил, ему ведь завод комнатку выделил, - вспомнила Марьяна Тихоновна. - Правда, я его с тех пор больше и не видела. Чем он сейчас занимается?..
...Промышленный район Санкт-Петербурга. Окраина Московского района. Ване сейчас должно быть около шестидесяти лет... Заранее купив торт и бутылку вина, я позвонила в обшарпанную дверь.
- Вам Ивана Алексеевича? Умер он давно, - удивились соседи. - Смерть его страшная была, об этом лет десять назад даже газеты писали. Он однажды сказал: "Сдохну я от одиночества, как собака". Так и ушел из жизни совсем один: ни детей, ни жены не осталось. Да вы проходите, комнату его посмотрите, правда, там от него ничего уже не осталось...
Мы проходим в маленькую комнатушку размером чуть больше плацкартного "купе".
- Однажды мы отмечали чей-то день рождения, так Ванька напился и стал нам показывать фотографии одного актера, - вспоминает Галина Михайловна. - Называл его отцом почему-то. Говорил, что уже много лет его ищет, нужно ему вещь одну передать. Мы тогда подумали: напился мужик... А умер он 7 мая 1992 года. Накануне вечером он попрощался с нами, сказал, что завтра уезжает, и передал нам пакет со словами: "Сохраните это, если вернусь, заберу".
Через три дня Ивана Алексеевича нашли мертвым на чердаке дома.
- Судмедэксперты произвели вскрытие и установили, что он ввел себе в вену сильную дозу усыпляющего вещества, предварительно наглотавшись каких-то таблеток, - говорит соседка.
Оставленный Иваном пакет соседи передали в правоохранительные органы. В нем обнаружили маленькую деревянную игрушку, фотографии того самого актера, которого он называл отцом, и записку: "Папа, прости, что я не пришел на твои похороны, я узнал об этом слишком поздно..."
Что это был за актер, никто из соседей так и не вспомнил. Тогда я показала им фотографии Алексея Смирнова.
- Точно, он, а вы откуда знаете?.. - изумились они.
Похоронили Ивана Алексеевича под фамилией Смирнов. При получении паспорта он взял фамилию и отчество дяди Леши.
Леонид Быков: "Будем жить, Макарыч! Будем жить!"

В 1960 году умерла мать Алексея Смирнова. Все ранее накопленные деньги актер потратил на дорогой гроб. Хоронил старушку в полном одиночестве. Даже гроб с телом нести было некому. Алексею помогли дворники. Говорят, он три дня сидел около могилы и громко рыдал. На девятый день он заперся в квартире, отключил телефон и свет, зажег свечку и запил. Спустя два месяца закончились деньги и спиртное. Тогда Смирнов уничтожил свою коллекцию насекомых и пресмыкающихся: просто выпил весь спирт, в котором находились жуки, скорпионы, змеи...
Через три месяца к нему приехал украинский актер Леонид Быков. Они разговаривали два дня. Леонид Федорович уговаривал друга дать согласие на съемки своего фильма. Алексей согласился. Но в назначенный день не приехал. По причине уже неизлечимого алкоголизма его отстранили от участия в картине.
- В последние годы жизни нам казалось, что Леша помешался, - вспоминают соседи по квартире. - Когда исчезла его коллекция жуков и скорпионов, он стал собирать обыкновенных тараканов, расставил по всему подъезду мышеловки и спиртовал мышей, крыс... Он подбирал на улицах бездомных собак и кошек, приводил к себе на ночлег каких-то грязных обездоленных людей. Мы звонили на "Ленфильм", просили помочь Смирнову, но никто так и не откликнулся.
- Вы знаете, я слышала, за три года до смерти Смирнов все-таки женился на какой-то девушке, - поделилась с нами начальник информационно-архивного отдела "Ленфильма" Светлана Коломоец. - У нее было двое маленьких детей. Денег в семье катастрофически не хватало. Смирнова боялись приглашать на съемки: думали, что он сорвется и уйдет в очередной запой. В итоге он пропил в доме телевизор, какие-то вещи... Однажды обменял пальтишко сына супруги на бутылку водки. Тогда жена ушла от него.
В октябре 1978 года у Смирнова случился сердечный приступ. Он пролежал в больнице больше полугода. За это время никто, кроме Леонида Быкова, его ни разу не навестил. Последний раз украинский режиссер приехал к нему 25 марта 1979 года. На прощание Быков похлопал по плечу своего друга и сказал культовую фразу из "Стариков": "Будем жить, Макарыч! Будем жить". Спустя две недели Быкова не стало. Врачи не сообщили Смирнову о трагической гибели друга. Боялись, что это известие сломает его.