Обычно складывание наднациональных групп мировой элиты относят к гораздо более позднему времени – к концу 60-х – началу 70-х гг. ХХ века, когда западная корпоратократия и фининтерн наладили контакты с частью верхушки советской номенклатуры. Однако такая позиция является явным упрощением.

Давайте пристальнее присмотримся к периоду, когда, казалось бы, не о каких наднациональных элитах речи идти не могло. А именно, времени, когда Советский Союз, возглавляемый И.В. Сталиным, находился в непримиримом противостоянии с капиталистическими странами.

Однако в этом случае придется ответить на один неудобный вопрос. А именно, об индустриализации СССР. Как это ни удивительно, ни в Советском Союзе, ни в современной России не издано ни одной монографии об участии Запада в сталинской индустриализации. Не слишком много таких работ и на Западе. К числу редких исключений, в частности, относится трехтомник Энтони Саттона «Western Technology and Soviet Economic Development». Это единственная непереведенная на русский язык книга очень популярного в России историка и политолога.

А, между тем, материала на эту тему более чем достаточно. Сам И.В.Сталин никогда не скрывал роль сначала Германии, а затем США в советской индустриализации. Он, например, отмечал, что: «Мы многим обязаны Генри Форду. Он помогал нам строить автомобильные заводы… Советские люди многому научились у американцев. Американский опыт был использован при создании советской промышленности». Без участия американских и европейских фирм не появились бы в считанные годы Днепрогэс, Магнитогорский металлургический комбинат, Нижегородский автозавод, химическая, авиационная, электротехническая промышленность, военно-промышленный комплекс. 90% наиболее крупных объектов индустриализации были сооружены с участием американцев, как в части поставок комплектного оборудования (что называется, «завод под ключ»), так и собственно проектирования, организации строительства и т.п. Часто говорят о том, что на самом деле эти поставки были более выгодны для Запада, поскольку там был экономический кризис, так называемая «Великая депрессия», а Советский Союз представлял едва ли не единственную, динамично развивающуюся страну. Но опять же в этом утверждении имеется очень большая доля лукавства. Весьма значительная, а в отдельные годы и преобладающая доля затрат, связанных с закупкой оборудования и оплатой проектов предприятий покрывалась за счет корпоративных и государственных западных долгосрочных кредитов. В 20-е гг. – прежде всего, из Германии, а в 30-е – из США и Британии.

Кстати, неслучайно, что еще в середине 20-х гг. Рокфеллеры активно пришли в Россию и реконструировали закавказские нефтепромыслы, нефтепроводы и танкерные стоянки. В то же время, Ротшильды через нефтяную компанию Royal Dutch Shell, во главе с тогдашним ее руководителем Детеррингом активно финансировали не только антисоветское белое подполье, но и троцкистскую оппозицию. Все это позволяет говорить о том, что даже в сталинские времена речь шла в каком-то смысле об наднациональных группах элит. В немалой степени советская индустриализация была сознательным ответом западных корпоратократов на удар, нанесенный им еще в начале ХХ века принятым по инициативе банкиров антитрестовским законодательством, направленным в первую очередь против промышленников, и последовавшим за созданием в 1913 г. Федеральной Резервной Системой США, выходом на первые роли финансистов.

Бытует мнение, что единственной национальной элитой в сегодняшнем мире является китайская элита. Однако и здесь все не так просто. Когда в 1971 г. Генри Киссинджер прилетел в Пекин восстанавливать политические, экономические и даже секретные военные отношения между США и Китаем, то по свидетельству одного из его близких советников, они с удивлением обнаружили в ближайшем окружении китайского руководства и, прежде всего, Чжоу Эньлая, британских советников. Кстати, и все нынешнее китайское экономическое чудо начиналось со свободных экономических зон в прибрежных южных районах Китая. В них и по сей день сосредоточена основная часть китайского промышленного потенциала.

Главным источником финансирования и трансферта технологий в свободные экономические зоны был Гонконг, ныне часть Китая с особым статусом, а тогда одна из последних британских колоний, управляемых Генерал-губернатором. Но гораздо более важным являлось то, что Гонконг был не просто британской колонией, а подлинным форпостом, своего рода бастионом лондонского Сити в Азии. Именно в Гонконге были открыты филиалы всех крупнейших британских банков, а также основаны собственно гонконгские банки, преимущественно, с британским, и частично, голландским капиталом.

В конце 60-х гг. прошлого века под флагом теории конвергенции, т.е. сближения капитализма и социализма, часть российской номенклатуры пыталась влиться в мировую корпоратократию. Она полагала, что игра идет на равных, и в итоге ей удастся успешно интегрироваться в мировую корпоратократическую группу элиты в качестве равного полноправного партнера. Однако, как мы знаем, на деле получилось по-другому. Ирония истории заключалась в том, что от краха Советского Союза не слишком выиграли и западные корпоратократы. Если в годы холодной войны, с ее гонкой вооружений, борьбой за страны третьего мира, экономическим соревнованием двух систем, фининтерн был вынужден делить власть и партнерствовать с корпоратократами, то с крушением Советского Союза ситуация коренным образом изменилась.

Корпоратократы, которые исторически представляли собой стейкхолдеров, основных акционеров и верхушку топ-менеджмента в транснациональных промышленных, логистических и других корпорациях реального сектора экономики, оказались фактически в полном подчинении у финансистов. Достаточно внимательно проанализировать статистику, характеризующую основные показатели динамики западных стран и, особенно, Соединенных Штатов Америки, чтобы убедиться, что фактически с начала 90-х гг. мы имеем совершенно иной строй, нежели тот, который существовал до крушения Советского Союза.

Если говорить грубо, то можно сказать, что капитализм перешел в стадию финансизма. В этой стадии финансы окончательно перестали обслуживать экономику. Они превратились в самодостаточный, более того, главный сектор мирового хозяйства. Именно в 90-е гг. были отменены практически все ограничения на банковскую деятельность, появились новые спекулятивные рынки капитала, родились деривативы. Начиная с этого же периода весь мир охватило безудержное потребительство, или, как говорят, консьюмеризация, означающая жизнь в кредит. Фактически суть финансизма можно выразить всего навсего в трех цифрах. Вся мировая реальная экономика, включая в том числе и необыкновенно разросшуюся сферу услуг, сегодня составляет в год примерно 80 трлн.долларов. Мировой финансовый рынок в год оценивается порядка 800 трлн.долларов, а с учетом деривативов – более чем в квадриллион. Таким образом, на реальную экономику приходится в лучшем случае не более 10% мирового денежного оборота.

Но вернемся от истории к реалиям сегодняшнего дня. Фактически в мировой наднациональной элите сложились три очевидных и хорошо распознаваемых группы.

Первая из них – это финансисты, или фининтерн. Господствующую позицию в этой группе занимают крупнейшие мировые банки, от которых в решающей степени зависит вся мировая экономика, прежде всего банки Лондонского Сити и Нью-Йоркской Уолл-Стрит. Они в значительной степени контролируют Федеральную Резервную Систему США и Банк Англии. С ними вынужденные считаться Европейский Центральный Банк, национальные банки Японии и Швейцарии. Конечно, в состав финансовой элиты входят не только сами по себе крупнейшие банки, но и банки помельче, а также связанные с ними хеджфонды, страховые компании, инвестиционные фонды и т.п.

Главной характеристикой этой части мировой элиты является то, что она способна наращивать капитал и делать деньги из воздуха практически в прямом смысле слова. До сих пор неизвестно, кому принадлежит ФРС. Зато хорошо известно, кто получает триллионные кредиты на длительные годы под 0,25% годовых. Вот получатели этих, по сути, бесплатных, бесконечно пролонгируемых кредитов, которые и кредитами назвать трудно, и являются хозяевами сегодняшнего мира.


С 70-х гг. прошлого века фактически составной, хотя и наиболее слабой, подчиненной частью финансовой элиты стала элита нефтяников и газовиков. Доллар не смог бы выжить как мировая валюта, если бы с конца 60-х гг. прошлого века все расчеты по нефти и энергетическим ресурсам в целом не осуществлялись бы исключительно в долларах. В этом смысле крах Советского Союза, одной из крупнейших, если не крупнейшей энергодобывающей державы мира, являлся обязательным условием выживания доллара, как главной мировой валюты и условием установления абсолютного доминирования фининтерна в мировом правящем классе. А соответственно и торжества финансизма, как нового глобального общественного строя. Собственно, именно поэтому депутат Государственной Думы от Единой России Евгений Федоров справедливо называет и сегодняшнюю Россию в значительной степени сырьевой колонией ФРС.

Вторая – некогда равная по силам фининтерну, а теперь явно подчиненная группа мировой элиты, это корпоратократия. В сегодняшнем мире к ней относятся топ-менеджеры и ключевые акционеры транснациональных монополий, нефинансовых и невысокотехнологичных секторов мировой экономики. Другой составляющей корпоратократии является высший уровень мирового чиновничества, особенно, наднациональных государственных, финансовых, экономических структур, типа МВФ, Всемирного Банка, структур Европейского Союза и т.п. По сути, корпоратократы являются той частью мировой элиты, которая контролирует традиционную производящую экономику. Т.е. то, чем люди и компании пользуются каждый день, начиная от производства поездов и автомобилей и заканчивая одеждой и бытовой техникой.

Третья часть мировой элиты начала складываться еще в 70-80-е гг., но в полный голос заявила о себе и своих претензиях на лидерство уже после кризиса 2008 г. Она сложилась в первую очередь вокруг ведущих университетов таких стран, как США, Япония, Великобритания, Франция и др. Ведущие университеты мира, в отличие от российских учебных заведений, давно представляют собой не просто образовательные центры, а исследовательско- производственно- кадрово- коммерческие структуры с миллиардными оборотами. Именно здесь впервые появились и были доведены до коммерческого уровня все основные информационные технологии, позволившие осуществить интернет-революцию. Но информационными технологиями дело не исчерпывается. Здесь же, уже долгие годы ведутся успешные исследования в сферах биотехнологий, поведенческих наук, разработки принципиально новых видов материалов и методов их обработки, роботизации и т.п.

На базе университетов появилась новая экономика, которая изначально подпитывалась не банковскими деньгами, а дотациями государств, так называемым рисковым или венчурным капиталом, и механизмами коммерционализации интеллектуальной собственности через фондовый рынок. Естественно, что эта экономика в первую очередь была связана с военно-разведывательным сегментом власти. Именно военные и разведка выступали основными заказчиками, а соответственно и своего рода спонсорами новой экономики.

Нельзя не отметить, что этот сектор сложился в немалой степени под воздействием опыта Советского Союза, где роль университетов выполняли крупнейшие научно-исследовательские институты, успешно работавшие буквально до последних дней существования Советского Союза по означенным выше направлениям. Американцы это и не скрывают. Нынешний главный советник Обамы по науке Джон Холдрен недавно сказал, что передовая американская наука и индустрия в значительной степени появились на свет благодаря масштабным инициативам Джона Кеннеди, который прямо в своих речах говорил о том, что Америка должна ответить на технологический и научный вызов Советов.

Сегодня можно говорить, что ранее разрозненные исследовательские и коммерческие кластеры, относящиеся к различным сегментам новых технологий, а также властные, и прежде всего военные и разведывательные структуры, срослись в единое целое, организованное на иерархо-сетевой основе и ставшее отдельной обособленной и в значительной мере независимой частью мировой элиты. Вслед за шведскими исследователями Зондерквистом и Бердом, многие их называют нетократами. На мой взгляд, исходя из наших традиций, их можно назвать «силовиками». С одной стороны такое название прямо отсылает к знаменитому высказыванию Френсиса Бэкона- «знание – сила», а с другой, подчеркивает, что главной организующей и финансирующей силой этой группы были военно-промышленный комплекс и разведывательные сообщества разных стран.

Почему именно сегодня разгорелась схватка между финансистами, или как их еще называют, банкстерами, и силовиками, при участии корпоратократов на той и другой стороне?

Подавляющее большинство аналитиков считает, что единственный шанс для Соединенных Штатов, Японии и, в значительной мере, Западной Европы выйти из кризиса, состоит в том, чтобы сделать упор на новую экономику. Буквально на днях вышел доклад едва ли не самой авторитетной консультативной фирмы мира McKinsey , где с цифрами и расчетами доказывается этот вывод.

В начале этого года MTI, RAND, Токийский университет и Европейский Центр оценки технологий выпустили доклад «Технологическое развитие 2025». Они предложили заменить наименование NBIС на NIBEP (neyrosaens, information technology, bio-technology, energy revolution, production. Новая производственная революция базируется на робототехнике, 3D печати и композиционных материалах).

В докладе сделан вывод, что существуют 24 критические технологии. Те, кто обладает всеми этими технологиями смогут осуществить новую технологическую революцию, запустить новую экономику. Согласно докладу у американцев есть готовые 21 технология, у японцев 17, у Европейского Сообщества 14, у Израиля – 9, у Южной Кореи – 8, у Китая 7. И четыре у России.

Наиболее авторитетные «фабрики мысли» приходят к выводу, что выживание американского, японского и западноевропейского социумов в решающей степени зависит от того, удастся ли им запустить на полные обороты новую экономику, или нет. Соответственно, запуск новой экономики предусматривает несомненное доминирование нетократов, или силовиков, и той части корпоратократов, которая сумеет приспособиться к новым реалиям.

Как отмечают практически все исследователи новой экономики финансовая система, в том виде, в котором она существует без малого три века, оказывается просто ненужной. Банкстеры, располагая огромными ресурсами, и естественно, квалифицированными мозговыми трестами прекрасно понимают тенденции развития технологий и отдают себе отчет в тех коренных изменениях в балансе мировых элит, которые эти технологии с собой принесут. Поэтому фининтерн не остановится ни перед чем, чтобы не допустить утраты своего доминирующего положения в наднациональной элите, включая организацию рукотворного нового экономического кризиса, или даже большой, но нетотальной войны. Банкстеры сегодня находятся в ситуации, когда отступать им просто некуда.

Борьба между различными частями элит ведется сегодня практически во всех сферах – и в сфере технологий, и в экономике, и в политике, и в культуре. Чаще всего она происходит «под ковром», невидимо, и остается малозаметной, а главное, совершенно недокументированной для сторонних, не входящих в элиту наблюдателей. Однако, в последнее время, борьба достигла такого накала, что все чаще выплескивается на поверхность. Лучшие примеры это — непрерывные утечки по оффшорам, дело Сноудена, расследование картельных сговоров крупнейших банков на всех основных финансовых рынках – от ставок кредитования, до рынков нефти и металлов и т.п.

Борьбу банкстеров, и традиционных корпоратократов с одной стороны, и нетократов в связке с наиболее продвинутыми в технологичном плане корпоратократами – с другой, очень часто сводят к борьбе между технологическими укладами. Т.е. грубо говоря, между старыми технологиями индустриальной эпохи и новыми технологиями постиндустриальной производственной экономики. Однако, представляется, что дело здесь гораздо глубже. По сути, мы стоим на пороге такого же переворота в жизни всего человечества, какой произошел в результате промышленной революции конца XVIII – начала XIX веков. Возможно, речь идет еще о более масштабном сдвиге, сравнимом с неолитической революцией. Некоторые, например, один из руководителей Google Эрик Шмидт говорит даже о возможности изменения в антропологическом типе человека.

Что будет происходить с Россией в самые ближайшие годы под воздействием непримиримой борьбы двух групп наднациональных элит.

Можно, конечно, заниматься прогнозами относительно конкретных контуров мира, которые сложатся в том случае, если технологии NIBEP станут основой всего человеческого существовании и развития. Однако, на мой взгляд, гораздо плодотворнее, а главное – практичнее, постараться понять, что будет происходить с Россией в самые ближайшие годы под воздействием непримиримой борьбы двух групп наднациональных элит. Грубо говоря, борьбы между старой и новой экономиками. Борьбы, которую ни в коем случае нельзя сводить к схватке добра со злом.

На сегодняшний день любой непредубежденный человек может констатировать, по крайней мере, три группы очевидных фактов.

Во-первых, несмотря на многочисленные призывы, планы и лозунги, воспроизводственная структура российской экономики носит явно колониальный, дефектный характер. Как такового, высокотехнологичного сектора не существует вообще, а есть только отдельные предприятия и производства. Подавляющая часть промышленности носит характер отверточных производств. По данным Академика Е.М. Примакова 90% ввозимого в последние годы в страну оборудования для различных отраслей хозяйства уже устарело по отношению к наиболее передовым образцам, используемым в экономиках Запада и Востока.

Во-вторых, российская экономика по-прежнему в решающей степени зависит от цен на энергоносители. 70% всей экспортной выручки и более половины бюджетных доходов формируются за счет сырьевых отраслей, прежде всего, добычи нефти и газа. Все основные денежные потоки в ней представляют собой перераспределительные процессы экспортной выручки от энергоносителей, а также других продуктов первичной переработки – металлы, удобрения и т.п. Часть средств поступает в бюджет, а часть – расходится по всем отраслям и секторам национальной экономики.

В-третьих, начало нынешнего века отличалось уникальной для России благоприятной экономической и политической конъюнктурой. Небывало высокие цены на нефть и газ создали огромные финансовые ресурсы, а присутствие американских и других западных войск в Афганистане в значительной степени ослабило угрозу для России из Центральной Азии. Вместо того, чтобы пустить эти ресурсы на модернизацию производственного потенциала, развитие науки, образования, опережающее освоение еще оставшихся наработок советской науки, компрадорская элита вывезла за рубеж, а народ проел в прямом и переносном смыслах основную часть этих ресурсов.

С одной стороны, ни в одной развитой стране мира нет такой концентрации собственности в руках немногих, как в России. Миллиардеры, которые составляют одну сотую населения России, контролируют 80% акций, котирующихся на российских и международных фондовых рынках компаний, имеющих российскую юрисдикцию. С другой стороны, рост доходов населения, включая средние и бедные его слои, в последние 12 лет никак не был связан с повышением производительности труда и ростом эффективности производства. В итоге, имеем бесспорный факт. За последние 12 лет население в России стало жить несравнимо лучше, чем в 90-е и начале нулевых годов, что резко контрастирует с ситуацией в США, Западной Европе, Японии, где роста реальных доходов практически не было, а кое-где, например, в Германии, наблюдалось даже небольшое падение.

Теперь давайте посмотрим, что значат эти три обстоятельства в контексте борьбы мировых элит. К чему они приведут в ближайшем будущем. Начнем с главной составляющей нашего благополучия – высоких цен на ресурсы, прежде всего, нефть и газ.

Согласно независимым расчетам ведущих аналитических центров, в сегодняшних ценах на нефть примерно от 35 до 50% составляет так называемая спекулятивная часть. Она связана с тем, что цена на нефть формируется не в результате сделок с куплей-продажей реальной, физической нефти, а под воздействием сделок по контрактам на продажу или поставку нефти. Эти контракты носят в значительной степени бумажный характер, т.е. являются финансовыми инструментами для спекуляций.

Буквально на днях американскими, британскими и европейскими властями, а также соответствующими финансовыми регуляторами были сделаны заявления о том, что до конца этого года с высокой степенью вероятности банкам будет запрещено заниматься операциями на товарных рынках, т.е. прежде всего рынках нефти и металлов. Такое решение неизбежно подрежет спекулятивную составляющую цен на нефть. Масштабы этого подрезания оценить сложно. Однако то, что оно произойдет уже в ближайшие год-два практически неизбежно. Банк Финансовых Расчетов в Цюрихе, который является банком банков, и практически никогда не ошибается, опубликовал на этот счет специальный доклад.

В дополнение к снижению цен на энергоносители под воздействием резкого урезания их спекулятивной составляющей имеются и другие факторы, действующие в сторону понижения цен. Здесь и реализуемые практически во всех странах крупномасштабные программы энергосбережения, и успешное внедрение новых технологий добычи сланцевого газа и нефти, и выход на уровень практического освоения новых крупнейших газовых месторождений в Средиземном море, Австралии, Канаде, прорыв в сфере сверхмощных энергоконденсаторов и т.п.

При этом надо прямо сказать, что когда речь идет о снижении цен на энергоносители, то это необязательно надо понимать буквально. Главное, практически бесспорно они будут снижаться относительно подавляющего большинства производимых товаров и услуг. Применительно к России это означает, что ресурсорасхитительный тип существования российской экономики и социума больше не имеет шансов на продление своего существования.

Самое печальное в этой ситуации состоит в том, что, если еще в конце 90-х – начале нулевых оставалась конкурентоспособной значительная часть советского воспроизводственного наследства, были актуальны многие советские научные разработки, и пребывали во вполне работоспособном возрасте высококвалифицированные, высокообразованные кадры, то в сегодняшней России всего этого нет. Вместо этого произошли невиданный в современной истории вывоз капитала, всеобщая консьюмеризация, миллионные выезды в Анталью и Шарм-Аль-Шейх, автомобилизация всей страны и т.п. Иными словами, сбылись мечты советского обывателя о западном потребительском рае. Конечно, не для всех, но скажем честно, для значительной части населения нашей страны. Теперь всему этому приходит конец.

Объективно говоря, Россия с ее сырьевой направленностью и Центральным Банком, который в немалой степени является филиалом ФРС, достаточно жестко привязана к старой экономике, соответственно, банкстерам и традиционным корпоратократам. Если добавить к этим факторам еще и состав российской элиты, которая в подавляющей части носит компрадорский характер, то с уверенностью можно сделать вывод о том, что объективно Россия вынуждена играть на стороне банкстеров.

Было бы неправильно сказать, что руководство страны этого не понимает. Среди политологов, да и в Рунете активно насаждается противопоставление Президента и Премьер-министра нашей страны, как олицетворения двух принципиально разных курсов. Однако, любой человек, который непредвзято изучит всю совокупность фактов и обстоятельств будет вынужден сделать вывод о том, что мы имеем дело не с двумя, а с единой политикой. Более того, есть основания полагать, что руководство понимает бесперспективность следования в фарватере банкстеров и отсталых корпоратократов. Собственно, по первоначальной задумке, Сколково и представляло собой попытку создать интерфейс между Россией и нетократией, попытку включить хотя бы отдельные сегменты российской науки и производства в мировое высокотехнологичное хозяйство. Но, в итоге вышло по В.С. Черномырдину, с его знаменитым «хотели как лучше, в получилось как всегда».

Столь неблагоприятная ситуация усугубляется еще одним внутренним и одним внешним факторами, которые неизбежно проявятся в течение достаточно короткого периода времени.

Внутренний фактор был впервые обнаружен международным исследовательским коллективом, под руководством профессора Георгия Малинецкого. Он получил название «Ловушки благосостояния». В последние пару лет указанная работа, где была впервые сформулирована эта закономерность, вошла в число наиболее цитируемых в мире статей по социальной тематике. Суть «Ловушки благосостояния» состоит в следующем. Практически на протяжении всей истории, для которой имеются статистические данные, вне зависимости от страны, уровня развития общества и прочих факторов, обнаруживается и действует следующая закономерность. Как правило, социальная напряженность, волнения и иные социальные деструктивные факторы резко возрастают в период, когда относительно длительный период роста доходов основной части населения сменяется их стагнацией и снижением.

Собственно, Малинецкий математически доказал известную житейскую мудрость – не жили хорошо, нечего и начинать. Т.е. главные опасности подстерегают власть и народ не в тяжелые годы лишений и испытаний, а когда благоденствие и расслабленность сменяются пусть даже незначительным ухудшением привычных условий. А именно это с большой вероятностью произойдет в России вне зависимости от государственной политики, тех или иных решений, в силу вполне объективных тенденций глобальной экономики.

Что касается внешнего фактора, то он связан с возможным серьезным кризисом в китайской экономике. Уже сегодня Китай замедляет темпы роста. Но это замедление связано с определенными структурными перекосами, управленческими ошибками и другими субъективными факторами, которые нынешнее руководство, как раз и исправляет ценой замедления. Однако уже через три-четыре года массово будут производиться роботы, которых будет выгоднее использовать, чем рабочую силу из стран с низкими издержками на заработную плату, начиная от Китая, и заканчивая Вьетнамом и Индонезией, которые ждут лакомого куска от пирога глобализации. Массовая роботизация фатально скажется на китайской индустриальной экономике и приведет к труднопрогнозируемым социальным и миграционным процессам. Китайское руководство отдает себе отчет в этой проблеме. Однако весь вопрос в том хватит ли у руководства времени, и есть ли у него решения, как противостоять объективным технологическим процессам.

Многие исследователи считают, что весьма вероятны крупные потрясения в Китае. Об этом же собственно говорит и цикличность китайской истории с постоянными распадениями единой империи на отдельные царства и новыми воссоединениями. Миграционные потоки из Китая будут направлены в те районы, где существуют свободные земли и редкое население. Это — наши Забайкалье, Восточная Сибирь и Дальний Восток.