Во исполнение указаний Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) приказываю:
1. Приказ НКО № 0147 1938 г. отменить.
2. Летчиков, штурманов и авиатехников, независимо от имеющихся у них военных званий, находящихся в рядах Красной Армии менее 4 лет, считая срок службы со дня призыва или поступления в военно-авиационную и авиатехническую школу, перевести на положение срочнослужащих.
3. При переводе летчиков, штурманов и авиатехников на положение срочнослужащих сохранить за ними присвоенные военные звания и получаемые оклады содержания.
4. Перевести на казарменное положение к 1 февраля 1941 г. всех переведенных на положение срочнослужащих летчиков, штурманов, авиатехников, занимающих должности ниже командира, заместителя командира, штурмана и старшего авиатехника эскадрильи в истребительной, бомбардировочной и разведывательной авиации; командира, штурмана и старшего авиатехника отряда в тяжелобомбардировочной авиации.
5. В казармах установить четкий внутренний распорядок согласно Уставу внутренней службы, введя утренние и вечерние поверки.
6. Предоставить право проживания по квартирам летно-техническому составу, в том числе и состоящему на срочной службе, занимающему следующие командные должности:
а) в истребительных, бомбардировочных, разведывательных и учебных авиационных полках: командиру эскадрильи, заместителю командира эскадрильи, адъютанту, штурману, инженеру и начальникам служб эскадрильи и выше;
б) в тяжелобомбардировочных авиационных полках: командиру, заместителю командира, штурману и старшему авиатехнику отряда и выше;
в) в авиационных училищах и школах: командиру и технику звена, помощнику командира отряда и начальникам служб эскадрильи и выше;
г) летно-техническому составу, выслужившему срок действительной службы 4 года.
7. Семьи летно-технического состава, переводимого на казарменное положение, семьи начальствующего состава убывших из гарнизона частей, а также и лиц, не имеющих отношения к частям, к 1 февраля 1941 г. вывести с территории военных городков.
Выселяемые семьи отправить на родину или переселить на местные городские и поселковые жилфонды вне расположения авиачасти.
На проезд семьи по железной дороге выдавать семейным летчикам и авиатехникам бесплатные проездные документы и пособия на устройство в новом месте в размере:
на семью в составе одного человека — 2000 руб.,
на семью в составе двух человек — 2500 руб.,
на семью в составе трех человек — 3000 руб.,
на семью в составе четырех человек и более — 3500 руб.
8. Весь переведенный на казарменное положение летно-технический состав зачислить на все виды довольствия и перевести на котел, организовав отдельную столовую для летно-технического состава, имеющего право на специальное довольствие, и отдельную столовую для срочнослужащих, обеспечиваемых красноармейским пайком.
Стоимость пайка, отпускаемого на довольствие начальствующего состава, переведенного на казарменное положение и не пользующегося красноармейским пайком, удерживать из жалованья довольствующихся. Младшему начсоставу паек отпускается бесплатный.
9. Главному интенданту дать все необходимые указания о порядке отпуска продовольствия и удержания стоимости отпускаемого пайка, а также отпустить необходимые средства и материалы для оборудования казарм.
10. Ввести в штат эскадрильи двух заместителей командира эскадрильи по строевой части.
Летчики, прослужившие на летных должностях два-три года, при соответствующих успехах должны быть первыми кандидатами для выдвижения на должности командира звена, а лучшие из них — на должности командира эскадрильи, его заместителей.
11. В целях установления нормального прохождения службы летно-техническим составом к категории начальствующего состава в авиационных частях отнести:
а) в истребительной, бомбардировочной и разведывательной авиации: командира эскадрильи, заместителя командира эскадрильи, штурмана, инженера, адъютанта, начальников служб эскадрильи и выше;
б) в тяжелобомбардировочной авиационной эскадрилье: командира, штурмана и старшего авиатехника отряда и выше;
в) в авиационных училищах и школах: командира звена, командира и помощника командира отряда, старшего авиатехника отряда, штурмана и начальников служб эскадрильи и выше.
Остальной летно-технический состав, занимающий [положение] ниже перечисленных должностей, отнести к категории младшего начальствующего состава.
Начальнику Генерального штаба в декадный срок переработать в соответствии с установленной категорией летно-технического состава штаты авиачастей и школ Военно-Воздушных Сил Красной Армии.
12. Установить в дальнейшем следующий порядок присвоения военных званий после окончания военно-авиационных училищ и школ:
а) курсантов военно-авиационных училищ и школ летчиков и пилотов после окончания ими годичного срока обучения выпускать военными пилотами с присвоением военного звания «сержант»;
б) курсантов военно-авиационных училищ летчиков-наблюдателей и школ стрелков-бомбардиров после окончания ими годичного срока обучения выпускать стрелками-бомбардирами с присвоением им военного звания «сержант»;
в) курсантов авиатехнических училищ и школ (по эксплуатации, вооружению, приборам, радио — и электротехнике и фототехнике) после окончания ими годичного срока обучения выпускать авиамеханиками с присвоением им военного звания «сержант технической службы»;
г) курсантов, окончивших военно-авиационные школы воздушных стрелков и стрелков-радистов, после окончания ими шестимесячного срока обучения выпускать воздушными стрелками с присвоением им военного звания «младший сержант»;
д) курсантов, окончивших школы младших авиаспециалистов (авиамотористы, мастера по вооружению, по приборам, электро — и радиомеханики и фотоспециалисты), после окончания ими шестимесячного срока обучения выпускать младшими авиаспециалистами с присвоением им военного звания «младший сержант технической службы». Настоящий порядок присвоения военных званий распространить на курсантов, выпускаемых из военно-авиационных и авиатехнических школ и училищ в декабре 1940 г.
13. Сержантам, занимающим должности военных пилотов, стрелков-бомбардиров и авиамехаников, предоставить право:
а) по прослужении двух лет на летно-технических должностях в строю поступать в военно-авиационные и авиатехнические училища для подготовки командного состава авиации;
а) по истечении срока действительной военной службы держать испытание экстерном на звание младшего лейтенанта и младшего воентехника.
Лица, не поступившие в военно-авиационные училища и не сдавшие испытания на звание младшего лейтенанта и младшего воентехника, по истечении срока действительной службы могут приниматься на сверхсрочную службу или зачисляться в резерв.
14. Младшим сержантам, занимающим должности воздушных стрелков, стрелков-радистов и младших авиаспециалистов, по истечении срока действительной военной службы на должностях младшего начсостава предоставить право поступления в военно-авиационные и авиатехнические училища, откуда они выпускаются со званием «лейтенант» и «воентехник».
Лица младшего начсостава, не поступившие в военно-авиационные и авиатехнические училища, по истечении срока действительной военной службы могут приниматься на сверхсрочную службу или увольняться в запас.
15. В связи с обеспечением летно-технического состава, имеющего военные звания младшего начсостава, бесплатным красноармейским пайком установить для них оклады содержания согласно прилагаемой к настоящему приказу тарифной сетке*.
16. Предоставить право летно-техническому составу, отнесенному к категории младшего начсостава, пользоваться ежегодно, начиная с первого года службы на летно-технических должностях, отпуском сроком на один месяц.
17. В целях создания стимула для повышения квалификации летного состава установить в соответствии со степенью летной подготовки деление военных летчиков, пилотов, стрелков-бомбардиров и штурманов на три класса.
Летный состав (пилот, стрелок-бомбардир и штурман), окончивший обучение в авиационной школе и училище, отнести к III классу.
Для отнесения летчиков, стрелков-бомбардиров и штурманов к I и II классам ввести испытания по особой программе.
Деление на классы летчиков, стрелков-бомбардиров и штурманов производить летному составу, до командира и штурмана эскадрильи включительно.
Для командиров авиаполков и выше деление на классы не устанавливать.
18. Для отличия летчиков, пилотов и штурманов I и II классов ввести нагрудные значки для ношения на груди для каждого класса.
19. Установить дополнительное вознаграждение к основному окладу:
а) летчикам, пилотам, стрелкам-бомбардирам и штурманам II класса — 75 руб. в месяц;
б) летчикам, пилотам, стрелкам-бомбардирам и штурманам I класса — 150 руб. в месяц.
20. Начальнику Главного управления ВВС Красной Армии к 15 января 1941 г. представить на утверждение Положение о классификации военных летчиков, штурманов, пилотов, порядок перевода их из одного класса в другой, а также образцы нагрудных знаков для летчиков I и II классов.
21. Для организованного проведения настоящего мероприятия военным советам округов и ДВФронта:
а) командировать во все авиагарнизоны ответственных лиц для разъяснения всему летно-техническому составу сущности проводимых настоящим приказом мероприятий;
б) организовать переселение и отправку семей;
в) оборудовать казарменные помещения и организовать обслуживание летно-технического состава, переводимого на казарменное положение.
22. Предупреждаю командующих войсками округов, командующих ВВС округов, что предлагаемые настоящим приказом меры надлежит провести со всей решительностью и твердостью без всяких отступлений и в установленный срок.
23. Личную ответственность за исполнение в срок настоящего приказа возлагаю на командующих войсками округов и командующих ВВС округов.
24. Приказ прочесть и разъяснить во всех отдельных отрядах и эскадрильях ВВС Красной Армии.
Народный комиссар обороны Союза ССР Маршал Советского Союза С. Тимошенко
Ф. 4, оп. 15, д. 27, л. 560–563. Типогр. экз. 464

ВИКТОР СИНАЙСКИЙ

Родился я в Воронеже, в семье врача. В 1938 году окончил школу и поехал в Москву поступать в МВТУ им. Баумана. Поступил и проучился в нем до осени 1939-го, пока не был издан новый закон об отсрочке, по которому студентов призвали в армию.
Вместе со мной было призвано много московских студентов — главным образом из технических вузов. Видимо, поэтому нас направили в город Запорожье, на станцию Мокрое, в школу младших авиационных специалистов.
Началась война с Финляндией. Нас ускоренно готовили стрелками-радистами на бомбардировщик ДБ-ЗФ. Мы занимались по 10 часов в сутки. Основное внимание обращалось на умение работать на коротковолновом передатчике по азбуке Морзе, а также стрельбе из пулемета ШКАС.
Нужно сказать, что, придя в школу младших авиационных специалистов, мы, естественно, после нормальной гражданской жизни с трудом привыкали к военным [163] порядкам. Однако помогало то, что не было градации между офицерами и солдатами. Все мы были — красноармейцы. Были только командиры и рядовые. Когда однажды на улице к нам обратилась какая-то женщина с просьбой что-то ей показать и назвала нас солдатами, один из наших товарищей сказал: «Мамаша, мы не солдаты, мы — красноармейцы. Солдат и офицеров наши отцы и деды били в Гражданскую войну». Взаимоотношения между командирами и рядовыми, я бы сказал, были почти дружеские. В гарнизоне был Дом Красной Армии, переступив порог которого ты становился равноправным членом коллектива. Там были спортивные залы, кинотеатр, ресторан, танцевальные залы. И, придя в Дом Красной Армии, мы, рядовые, могли танцевать с женами командиров, вместе закусывать в буфете. Такой же порядок был и в санчасти. Если кто-то заболевал и попадал туда, врач прежде всего говорил: «Забудьте, что вы командиры или рядовые, здесь вы все — больные военнослужащие. Для меня вы все равны».
Учеба в школе проходила напряженно, но нам очень активно помогали «старики», которые заботились о нас, называли нас желторотиками и всячески обучали военной премудрости. Например, когда мы приехали в гарнизон и попали впервые в наряд, надо было мыть пол в казарме. В спальне было 120 коек. Это была не комната, а громадный зал. Мы, естественно, взяли ведра, тряпки — нас было 12 человек — разлили по полу воду и стали тряпками что-то там делать. Пришли «старики», засмеялись: «Эх, вы, желторотики, так вы будете до вечера мыть». Позвали нескольких человек — пришло четверо или пятеро. Взяли швабры, встали в ряд и погнали воду. И треть зала вымыли за 10–15 минут. «Вот как надо!» — сказали «старики». [164]
Помогали они нам и при обучении стрельбе. Стреляли мы кое-как. Вначале было очень сложно, потому что пулемет при стрельбе вело. И устранять задержки было трудно. Пулемет ШКАС был скорострельный, но у него было 48 типов задержек. Часть из них устранимых, часть неустранимых. И вот однажды, когда мы в оружейной палате разбирали и собирали пулеметы и учились устранять задержки, пришел старшина, отвоевавший в Финляндии и списанный по ранению. Зашел посмотреть, как мы учимся. С усмешкой посмотрел, как мы возимся с пулеметами, и сказал: «Ну, куда вам. Так, как вы работаете, с одного захода вас собьет истребитель. Почему? Вы же с задержкой возитесь сколько!» — «Как надо?» — «Надо мгновенно задержку устранить. Иначе вы безоружны». — «Ну покажи нам, как надо». — «Делайте задержку, дайте пулемет и завяжите глаза». Раз-два и задержка была устранена. Вот так нас учили «старики».
Нам, мне в том числе, повезло — война в Финляндии шла к концу. Где-то в конце февраля всю группу курсантов разделили на две части. Часть оставили стрелками-радистами, а часть, в том числе и меня, перевели в технический состав. Изучали мы двигатели М-25, М-11. Я всегда интересовался техникой. Был хорошо знаком с авиационной техникой, занимался авиамоделизмом, хорошо знал двигатели, поэтому учиться мне было легко, и окончил я школу с отличием по всем предметам. А учились мы всего пару месяцев. Честно, если признаться, все, чему я там научился, то только плести троса. Двигатель я знал не хуже, чем преподаватель, а уж теорию полета! Преподаватель на первом занятии сказал: «Крыло, которое будучи летающее...» Ну, мы все поняли, какое оно «крыло», и никаких претензий не предъявляли. Мы все были бывшими студентами высших технических вузов, [165] нам не надо было это преподавание, мы уже были подготовлены.
12 апреля 1940 года начал формироваться 131-й истребительный полк. И нас после выпуска отправили туда мотористами. Я не знаю, по какому принципу меня выбрал комиссар эскадрильи Моисей Степанович Токарев. Я не был единственным евреем в выпуске — было много и неевреев, но он выбрал меня, и почему — я не знаю. Потом я много над этим думал и нашел ответ, когда вспомнил, как он подходил к решению национального вопроса. «Я знаю две национальности, — говорил Токарев. — Люди порядочные и люди непорядочные. Других национальностей на свете нет». Вот такой он был человек.
Я попал в полк, когда туда доставили с завода и выгружали из эшелона новенькие И-16. Чеканя шаг, я подошел к командиру, который там командовал, представился, сказал, что мне нужен комиссар Токарев. Старший техник лейтенант сказал: «Я инженер эскадрильи. А Токарев вон в ватнике, такой большой, самолет тянет. Иди к нему». Я пошел. Комиссар эскадрильи, старший политрук... у нас начальник школы был старший политрук, какой-нибудь комвзвода был уже большой начальник, и при виде его трепетали, а тут комиссар эскадрильи. Токарев с интересом смотрел, как я чеканил шаг. Я подошел, представился. Он подал мне руку, поздоровался. Я был удивлен. Сам комиссар эскадрильи здоровается со мной за руку. «Я знаю, что ты Синайский. Я же тебя сам выбрал. Видишь, крупный блондин — это мой механик Гармаш. Иди к нему, он тебе скажет, что делать». И крикнул: «Гармашидзе, вот к тебе идет помощник».
Я пошел к механику. Крепкий, широкоплечий блондин, наверное, лет сорока, с внушительной внешностью, [166] посмотрел на меня и сказал: «Что вы в шинели будете тут делать. Сейчас мы уже заканчиваем, отправляйтесь получать рабочий комбинезон, обмундирование. На сегодня все, а завтра с утра сюда».
Так я попал в распоряжение, на учебу и под опеку к Гармашу. Это был очень опытный механик, который воевал в Финляндии, на озере Хасан и на Халхин-Голе. Формально мы были с ним в одном звании. Я, окончивший на «отлично», получил звание старшины, и он был в звании старшины, но он был старшина-сверхсрочник, я полностью понимал и принимал его главенство, настойчиво у него учился. А умел он все, буквально все. Хотя я технически, допустим, в отношении теории двигателя, был, наверное, более подкован, чем он, но в практике я не шел с ним ни в какое сравнение.
Мы собрали наш «ишачок». Гармаш давал мне задания, которые я старательно выполнял. Он очень скоро понял, что я ничуть не кичусь своим званием и отчетливо пониманию свое место, безукоризненно выполняю все его задания. Поэтому он стал мне доверять.
Помню, как первый раз мне пришлось принимать участие в выпуске самолета в воздух. Для меня, авиамоделиста и новичка, участвовать в выпуске самолета в воздух, на котором полетит сам комиссар Токарев, было чрезвычайно важное, ответственное и незабываемое дело. Ощущения были примерно такие же, как во время своего первого полета на самолете — тогда мне было двенадцать, и меня покатали на У-2.
Когда мы выпускали Токарева в воздух, Гармаш с улыбкой посмотрел на меня: «Что ты волнуешься? Все в порядке — мы же все проверили. Все хорошо». Токарев слетал, вернулся. Сказал: «Отличная машина. Все хорошо». И так началась моя служба. [167]
К Токареву после первых же дней нашей совместной работы я проникся необыкновенным уважением. И я видел, что Токарев пользуется всеобщим уважением не только в эскадрильи, но и в полку. Я бы сказал, что он был душой эскадрильи. Он действительно был отцом родным. К тому же он был великолепным рассказчиком.
В мирное время в Запорожье мы выполняли боевую задачу, осуществляли прикрытие района Днепрогэса и Кривого Рога. Дежурства были ежедневные. Полеты были рано утром, с рассвета, с пяти часов утра, если только эскадрилья не дежурила. А когда у эскадрильи было дежурство, то полеты были не утром, а вечером. Дежурство осуществлялось по форме № 2 и форме № 1. Положение № 1 — это пилот в кабине, все подключено, сигнальная ракета, и он идет в воздух. Форма № 2 — это все под самолетом, можно отдыхать, наготове, два часа у нас перерыв. Потом опять по форме № 1. Когда мы переходили к дежурству по форме № 2, то уходили курить (я-то не курил, остальные курили), и все группировались вокруг Токарева. Он обычно начинал какую-то беседу, ловко подкидывал какую-нибудь тему. Выслушивал или рассказывал сам, а потом мы все обсуждали. Я уже потом, намного позже понял, как ловко он все это делал, как он нас воспитывал, но настолько деликатно, что мы не догадывались, что он нас воспитывает. Бывало и так, что утром Токарев приходил, Гармаш докладывал: «Товарищ комиссар, самолет к полету готов». «Знаю, знаю. Давайте отдыхать. Мы через два часа заступаем на дежурство». Мы стелили чехол, он ложился, мы ложились рядом, укрывались его регланом, он нам что-нибудь рассказывал, беседовал, иногда просто отдыхали. Часто, лежа под самолетом, я слушал его рассказы. Он был очень интересный мужчина. [168]
Но в двух вопросах он был очень тверд и жесток, особенно если начиналась дискуссия. Это вопрос национальный — он никогда не терпел, если кто-нибудь «заикался» по этому поводу. И второй — это женский вопрос. Он не терпел, когда, особенно молодые летчики, начинали хвастаться своими успехами у женщин. Сам Токарев был рослый, крупный, своеобразной красоты, могучий человек, и по тому, что мы наблюдали в гарнизоне, женщины были от него без ума. Но он никогда никаких разговоров на эту тему не вел. Никогда не хвастался и не обсуждал. Мог рассказать какую-нибудь историю, не называя имен, не упоминая место, и можно было лишь догадываться, было это с ним или с кем-то из его знакомых.
Однажды мы были в курилке, это был понедельник. Полк сформировался из двух эскадрилий, воевавших в Финляндии, и получил пополнение молодым летным составом. Технический состав был тоже пополнен. Летный состав пришел из Качи — это были молодые пилоты-истребители. Все они очень кичились званием «Сталинского сокола». Фуражка с «капустой», форма. И вот сидим мы в курилке, а молодые летчики, вернувшиеся накануне из отпуска в город, обсуждали, кто как проводил время. Один начал хвастаться, как он пользовался успехом у одной девицы: он покормил ее мороженым, они гуляли, потом он повел ее в кусты, там ею овладел, и все это он рассказывал во всех подробностях. Я сидел и думал о том, что сейчас будет интересная сценка. Я понимал, что Токарев этого так не оставит. Все молчали, с интересом слушали. Вдруг рассказчик замолчал, когда увидел взгляд Токарева. «Товарищ комиссар, что вы на меня так странно смотрите? Какой-то у вас странный взгляд. Я что, невразумительно рассказал?» — «Да нет, рассказал ты вразумительно. Я только не могу решить, [169] ты кто — подлец или дурак». — «Как, товарищ комиссар?» — «Если ты пришел в парк в форме, ты же летчик-истребитель, герой, «Сталинский сокол», недурен собой. И какая-то милая девушка по простоте душевной поверила, что, помимо того, что ты красавец, ты еще порядочный человек. А ты ее здесь позоришь. Ты кто? Ты — явный подлец! А если это была не порядочная девушка, а шлюха, а ты с ней связался, тогда ты дурак. Посмотрим, не прихватил ли ты что-то на свой конец, а то пойдешь под трибунал. Так что, брат, я не знаю, кто ты — дурак или подлец».
Командиром эскадрильи был капитан Сенин (Сенин Александр Дмитриевич, капитан. Воевал в составе 131 ИАП. Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 100 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 3 самолета лично. Погиб в конце 1941 г. — Прим. М. Быкова.), который воевал на Халхин-Голе и в Китае. Он занимался только с летным составом, а за технический состав и бытовые вопросы отвечал Токарев.
Первым командиром полка у нас был Кондрат (Кондрат Емельян Филаретович, полковник. Участник гражданской войны в Испании. Во время Отечественной войны командовал 2 ГИАП. Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 100 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 11 самолетов лично и 4 в группе. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина, Красного Знамени (пять раз), Отечественной войны 1-й ст., Красной Звезды, медалями. — Прим. М. Быкова.), он был герой Испании, я его мало видел на полетах. Руководили командиры эскадрилий. Чем он занимался, не знаю, но в общем полк был не в блестящем состоянии. Аварийности не было, но в Запорожье были большие ангары и была взлетно-посадочная бетонная [170] полоса, а рулеже иных дорожек от ангаров до полосы не было.
15 апреля 1941 года была объявлена тревога, прилетел Яков Владимирович Смушкевич, нарком. По положению за 20 минут все 60 истребителей должны были стоять на взлетной полосе. А тут за 2 часа 4 самолета были доставлены на взлетную полосу. Каждая эскадрилья (а всего их было 4) с трудом на плечах тащила по самолету. Потому что грунт на Украине, чернозем, настолько размок, что самолет увязал. Потому и тащили на плечах. Мотор нельзя было запускать.
Я помню, полк стоял строем, шел Яков Владимирович Смушкевич (Смушкевич Яков Владимирович, генерал-лейтенант авиации, помощник начальника Генерального штаба РККА по авиации. Участник гражданской войны в Испании и других предвоенных вооруженных конфликтов. Дважды Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина (дважды), Красного Знамени МНР. 08.06.41 арестован и необоснованно репрессирован. Расстрелян 28.10.41. Реабилитирован в 1954 году. — Прим. М. Быкова.), опираясь на палку. А возле него Конрад и свита. Я слышал, как Смушкевич сказал Конраду: «Не сегодня-завтра с немцами воевать, а вы что здесь в бирюльки играете?!» Короче говоря, его просто сняли.
Пришел подполковник Гончаров. Не такой прославленный, как Конрад, но опытный, квалифицированный военный, отличный летчик. Он взял дело в свои руки. Начали летать дважды в день. Я уж не знаю, как он все это устроил, ведь, кроме прочего, у нас были трения с бомбардировщиками, которые стояли на этом аэродроме, потому что командовал гарнизоном командир бомбардировочной дивизии, и нам не всегда выделяли время на полеты. В общем, Гончаров поступил в апреле, уже в [171] мае мы перелетели на полевой аэродром в Новую Полтавку, в районе Николаева. Началась напряженная учеба. Гончаров сделал то, чего не сделал Конрад. Он тренировал молодых летчиков — главным образом готовя звенья, готовя слетанность старого и молодого летного состава.
Среди молодых летчиков были хорошие пилоты, но многие не понимали серьезности положения. Помню, как после одного воздушного боя старший лейтенант Щербинин в приангарном здании, где висели силуэты самолетов вероятного противника, это были немецкие самолеты, глядя на ME-109, на «мессершмитт», сказал: «Я бы схватился с ним. Я бы ему!» Я посмотрел на Токарева. Его лицо, обычно доброжелательное, стало суровым, он перебил Щербинина и сказал: «Что вы «мессеру»?! Что вы можете ему противопоставить? Вы виражите в лучшем случае на тройку. А стреляете? Как вы стреляете? Норматив на 120 патронов три попадания по конусу — удовлетворительно, до 10 — хорошо, свыше 10 — отлично. Вы же из 10 не выходите! Если бы вы стреляли, как Сигов (а Сигов делал 60 пробоин), вот тогда вы могли бы говорить. Да научитесь еще виражить, как Сигов {Сигов Дмитрий Иванович, капитан. Воевал в составе 131 ИАП. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 123 боевых вылета, в воздушных боях сбил 9 самолетов лично и 6 в группе. Герой Советского Союза (посмертно), награжден орденами Ленина (дважды), Красного Знамени (дважды). Погиб в воздушном бою 26.10.42. — Прим. М. Быкова.). Что вы можете противопоставить «мессеру»? У «мессера» пушка, у «мессера» крупнокалиберные пулеметы, «мессер» бронирован, он не легко уязвим, скорость его на 100 километров больше, чем у И-16. Что вы ему противопоставите? Бросьте вы это самохвальство! Меня возмущает вся эта трепотня [172] по радио и в кино. Война — это не игрушка. Будем бить малой кровью! Посмотрим, какая будет малая кровь. Надо учиться воевать, учиться воевать... Вот мы столкнулись с Финляндией. Вы знаете, что мы не смогли сбить «бристоль-бленхейм»? Вы что думаете, что вы легко собьете «юнкерс» или «хейнкель»? Что там сидят дураки?! Вы знаете, что немецкие пилоты, пожалуй, лучшие в мире. Они уже имеют военный опыт в Испании. Что вы можете им противопоставить? Бросьте вы эту похвальбу!» И, обращаясь к молодым, сказал: «И вы, особенно молодые, не увлекайтесь. Вы смотрите, вам есть у кого учиться. Учитесь у Сигова. Вы знаете, что Сигов на Халхин-Голе сбил 5 японских самолетов, а одного японского истребителя пригнал на свой аэродром и посадил. Вот вам пример! А вы из десятки не выходите».
Вскоре действительно молодые ребята во многом преуспели. А положение было напряженным, хотя в печати все время говорилось о хороших взаимоотношениях с Германией, о том, что Германия не нарушает пунктов договора, что все идет нормально. В это не верилось как-то.
Вскоре, 10 мая, мы перелетели еще южнее, в Бессарабию. А при транспортировке самолета со станции со мной произошла беда. Ящики самолетные буксировали гусеничным трактором — тросами. Надо было идти перед ящиками, поддерживая тросы руками, потому что, когда трактор на повороте разворачивался, трос падал — надо было его поддерживать. И на одном таком развороте, когда я поддерживал трос, трактор резко дернул, трос ударил меня по ногам, сбил и потянул на меня ящик. Уже ноги начало давить, но трактор остановился. Потом извлекли меня из-под ящика и отправили в местную больницу. Недели две там мои искалеченные ноги приводили в порядок. [173]
В Бессарабии наш батя неоднократно тренировал полк по боевой тревоге — то на перехват морского десанта, то на перехват бомбардировщиков. Понимаете, какое было глупое положение! Мы видели немецких разведчиков, которые ежедневно летали через нас, и мы не имели права ничего им противопоставить. Не только сбивать, но нельзя было взлететь и попросить их удалиться. Ю-88 на большой высоте утречком рано проходил и вечером тоже проходил. Они смотрели, что у нас делается, а мы с этим мирились. Я сейчас не помню, в каком-то полку летчик вылетел и преследовал разведчика. Так его арестовали и судили. И самое интересное, что его судили в сентябре 1941 года, когда уже шла война.
Токарев и Гармаш жили отдельно — в деревне, а мы все жили в палатках рядом с аэродромом. 22 июня шел небольшой дождик. Ночью было тихо. Мы спали в палатках под шум дождя. Вскоре после рассвета вдруг раздался воющий звук сирены. Мы все заворчали: «Что это батя в воскресенье не даст отдохнуть?! Только три дня назад мы отражали румынский десант. Вот опять тревога!» Я побежал к самолету, расчехлил его, запустил мотор, стал пробовать. Другие самолеты тоже запустили моторы. Эскадрильи стояли вдоль всех сторон прямоугольного аэродрома. Наша эскадрилья располагалась ближе всего к деревне, поэтому мы запустились первыми. Вскоре запустились эскадрильи, которые стояли по бокам, четвертая эскадрилья, которая стояла на противоположной стороне, запустилась последней. Когда запустилась четвертая эскадрилья, я уже заканчивал испытание мотора, прогрел его. Вдруг почувствовал, что меня бьет по ногам ручка управления. Увидел, что инженер по вооружению дергает элерон, показывая, чтобы я убрал газ. Я убрал газ. Он подошел и [174] сказал, что надо испытывать пулеметы. Я возмутился, что стрелять из 4 пулеметов, потом снимать их и чистить — это же полдня, все воскресенье пропадет. Он мне что-то еще сказал, но я не понял. Потом он ткнул меня рукой в плечо, нагнулся к уху, сказал: «Война, Синайский, война, какое воскресенье!» И ушел. Естественно, я увеличил газ, потому что стрелять можно было при больших оборотах, иначе прострелишь винты синхронными пулеметами. Отстрелял всеми четырьмя пулеметами, вылез, выключил мотор и ждал указаний.
В это время прибежал Гармаш, нужно сказать, что в мирное время, когда мы отдыхали, обычно мы интересовались боевым опытом, полученным этими эскадрильями в Монголии. И Гармаш тогда говорил, что прежде всего надо рыть щели, не ждать никаких указаний. Есть свободная минутка, рой щель, она тебя спасет. Кроме щели, никто тебя защищать не будет, когда придут бомберы. Еще хуже, если будут штурмовать, спасет только щель. Не дожидаясь никаких указаний, мы начали рыть щели. Потом прибежал Токарев — мы на время бросили рыть щели и потащили самолеты в опоясывающую аэродром лесополосу, замаскировали их. Опять принялись за щели. И к тому времени, когда, как по расписанию, прилетел немецкий разведчик, на аэродроме не было не только самолетов, но и автозаправщиков, и стартеров — никаких признаков наличия аэродрома. Видимо, поэтому в первый день войны немцы наш аэродром так и не тронули — меры были приняты своевременно.
Гончаров был очень опытным военным. Да и все остальные командиры, воевавшие в Монголии, на Хасане, уже не требовали каких-то специальных указаний. Все знали, что и как надо было делать. Мы растащили самолеты. Отрыли щели. [175]
Первый день войны прошел совершенно спокойно.
На следующий день пришел приказ: двум эскадрильям вернуться на Украину прикрывать Днепрогэс и Кривой Рог, а две другие — 1-ю и 2-ю — направили в район Тирасполя и Бендеры.
Основная наша задача состояла в том, чтобы помогать южной группе войск прикрывать и главным образом оберегать мост Тирасполь — Бендеры. Вокруг этого моста шли непрерывные воздушные бои. Первый самолет был сбит, как и следовало ожидать, Сиговым. Он упал на нашей территории. И к нему мы ходили целой экскурсией. Это было очень убедительно — оказывается, немецкие самолеты можно сбивать. Молодые летчики после первых столкновений с бомбардировщиками убедились, что пулеметы ШКАС калибра 7,62 малоэффективны. Честно говоря, мы ударились в пессимизм. Что же это такое, стреляют, стреляют, а никакого результата нет. А Сигов показал, что надо уметь стрелять — не просто стрелять, а стрелять по уязвимым местам самолетов противника.
А потом, когда завязались воздушные бои над мостом Бендеры — Тирасполь, то Давидков (Давидков Виктор Иосифович, полковник. Воевал в составе 131 ИАП (командир полка с ноября 1941 г.). С июля 1943 г. командовал 32 ГИАП, с декабря 1943 г. идо конца войны — командир 8 ГИАД /217 НАД/. Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 400 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 13 самолетов лично и Зв группе. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина (дважды), Красного Знамени (четырежды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й ст., Красной Звезды (дважды), медалями. — Прим. М. Быкова.), Токарев, Сигов и другие показали, что на И-16 можно успешно бороться и с «мессерами», и с бомбардировщиками противника. Даже группой в два раза меньше, чем противник, наши летчики успешно отражали их налеты. Бои шли на нашей территории, поэтому, как правило, мы их видели. И результаты были хорошо известны, зафиксированы землей.
Этот мост немцы разбомбить так и не смогли. Примерно через 10 дней, проведенных в районе Тирасполя, нас перебросили под Первомайск. Потом мы вели бои в разных пунктах — на юге Украины, под Первомайском, под Запорожьем, под Мариуполем и так далее. К осени подошли к Ростову. С боями отступали. Никакой техники мы не получали. Подбитые И-16 мы ремонтировали сами.
В двух эскадрильях были И-16 с 4 пулеметами ШКАС и подвесными бачками, а в двух — со ШКАС и восьмью РСами.
В июле был очередной прорыв фронта. Немцы ввели в прорыв румынский кавалерийский корпус, и ему противостоял один наш стрелковый батальон, к тому же потрепанный в бою. Наземное командование обратилось к командованию армии с просьбой помочь. Те дали указание действовать на свой страх и риск, чтобы помочь стрелковому батальону. Давидков послал разведку. Полетел Сигов. Вернулся, помню, улыбается, смеется. «Что такое?» — «Румыны идут с духовым оркестром. Распустили знамена. Колоннами. Походным маршем». — «Давидков, что, они с ума сошли?» — «Не знаю, сошли или нет. Маршируют по голой степи, мы им покажем!» — «Навесить PC, сам поведу!» 20 машин с PC, всего 160 PC. Давидков повел. Пришел на бреющем, с ходу ударили PC по всей этой массе, а потом начали достреливать из пулеметов. Давидков вернулся, полетела очередная группа. Двое суток наши гоняли этот румынский кавалерийский корпус по степи. На третий день мы перелетали [177] на У-2, и пришлось лететь над этим побоищем. Лететь ниже 200 метров нельзя было — трупный запах. Потом приехал генерал-лейтенант Корнеец, построил полк и сказал: «Вы разгромили 5-й румынский королевский кавалерийский корпус. Прорыв ликвидирован».
В июле был сбит Токарев. К тому времени он сбил 6–7 самолетов противника. А теперь сам был сбит. Не вернулся с задания. Его ведомый был убит. Они прикрывали штурмовиков или СБ, довели их благополучно, но сами пострадали.
Через несколько часов раненого Токарева привезли на «эмке». Я подбежал к нему, когда он помахал мне. Он вынул из кармана большой складной нож на цепочке, который всегда брал с собой, и показал его мне. Этот нож ему подарил отец. Токарев с ним не расставался, верил, что этот нож спасет ему жизнь. И он угадал. Пуля крупнокалиберного пулемета ударила в нож, выбила часть стального корпуса, изменила направление, поэтому пробила только мякоть бедра. Если бы не нож, то пуля пошла бы через таз, и возможно, это было бы смертельное ранение. Так действительно нож спас Токареву жизнь.
После ранения Токарев стал командиром другого полка. Потом он вернулся в наш полк, был при Давидкове какое-то время штурманом, а когда Давидков ушел в академию, Токарев стал командиром полка.
После того как Токарев был ранен, я остался без самолета. Нас с Гармашом определили в ремонтную группу, она называлась рембазой. И мы занимались восстановлением самолетов, пострадавших в бою. Восстанавливали все сами, настолько уже были опытными. Мы не получили за все время работы в рембазе ни одного нового самолета. Привозили нам только моторы и плоскости. И-16 в обслуживании был не сложный, просто несовершенный. Например, такая элементарная вещь — счетчик [178] боеприпасов, а его не было. Чуть-чуть задержал гашетку — все! ШКАС все выпускает, 1800 выстрелов в минуту — с ума сойти. Опытные про это помнят, а молодой — чуть задержал, и стрелять нечем. Вот прилетает такой: «А! Туды-растуды! Пулеметы не стреляют!» — «Да у тебя пустые ящики!»
Еще на «И-16 не было радио. А вот мотор воздушного охлаждения, надежный, хорошо работающий. У нас уже был мотор М-62, винт изменяемого шага. Тросовое управление. Нет, я не могу сказать, что у меня были проблемы, чтобы было сложно и трудно. Мы ремонтировали, делали все сами, воевали на И-16 до глубокой осени 41-го.
Кто командовал полком?
— В июле ранило Гончарова, и командование принял Давидков, который командовал до сентября, пока не вернулся Гончаров. Потом он сдал Гончарову командование полком, но тот через месяц погиб в воздушном бою, и Давидков стал командовать полком.
Когда все подготовлено и летчик улетел, ждешь весь на нервах. Я смотрю на часы и жду. Если около радио, то слушаешь. Ни минуты покоя нет. Ты же с ним там. Возвращается. «Все нормально». — «Как мотор?» — «Все хорошо». — «Как самолет?» — «Все хорошо». Слава богу. Первый вопрос, все или не все пришли. Кто не вернулся? Это же друг, брат.
Вообще немцы хорошо воевали. В 41-м году это было страшно. Допустим, мы стоим перед каким-то городом. «Русские солдаты, завтра во столько-то мы возьмем этот город. Не теряйте напрасно силы. Сдавайтесь в плен, вы все равно ничего сделать не сможете». И брали, сволочи. Вы понимаете, какой это моральный удар. Но когда мы смогли остановить их под Гизелью, а севернее их [179] остановили и разбили под Сталинградом, мы поняли, что наша берет.
Тяжелее всего переносилось в 41-м году ощущение беспомощности. Ведь в мирное время по кино, радио, все были убеждены, что мы подготовлены, ни пяди своей земли не отдадим, воевать будем на чужой территории. А оказалось, с первого дня войны непрерывное бегство. Это было тяжело. Было желание как угодно, но только наступать. Было непонимание, почему это происходит? Что, мы не умеем совсем воевать, нет оружия? Ведь отдельные эпизоды были. Наши расстреляли летом 41-го румынский кавалерийский полк. Итальянскую пехотную дивизию расколошматили. Были эпизоды. Но в целом-то? А как Украина воевала? Ведь украинские части сдавались без боя. Мы ведь в украинских селах слышали: «...что нам москали талдычат, мы бачили германа в 18-м году — человек как человек». Даже в мирное время нам говорили: «Москали приехали наш украинский белый хлеб есть». На Украине было действительно много немецких хуторов и массовое шпионство.
Нужно сказать, что за время командования Давидкова прошло несколько операций, заслуживающих особого внимания. Например, когда мы были под Первомайском, то недалеко была станция Бандуры. Это узловая станция, на которой пересекались линии, идущие в широтном направлении — с севера на юг. И вот через нее проходили эшелоны эвакуированных и беженцев из Белоруссии и Украины, также шли эшелоны с севера, из Ленинграда. Днем полк прикрывал и станцию, и дорогу, и немцы ничего не могли сделать, поэтому они начали практиковать ночные налеты. Ночью полк не летал, поэтому на станции старались не задерживать на ночь эшелоны. Но однажды пришел эшелон с беженцами и следом — эшелон с горючим, а уже под вечер пришел [180] еще и эшелон с военной техникой и боеприпасами из Ленинграда. Ясно было, что немцы не преминут обрушиться на такое скопление. Давидков и Токарев, понимая прекрасно возможные последствия налета немецких бомбардировщиков, решили выпустить самых опытных летчиков полка — собственно Давидкова или Сигова. Прожектора на аэродроме не было, решили, что подсвечивать на посадку им будут фарами автомобилей. Примерно в 2 ночи пришли немецкие бомбардировщики. На перехват на правах командира вылетел Давидков. Как он потом сам рассказывал, он сумел на фоне светлеющего на востоке неба (в воздухе рассвет заметен раньше, чем на земле) заметить группу — шла девятка бомбардировщиков, и один шел сзади — видимо, должен был зафиксировать результаты бомбежки. Давидков подошел к нему и в упор его расстрелял. Бомбардировщики поняли, что в воздухе истребитель и тут не до бомбежки. Группа рассыпалась. Видимо, они решили прижучить истребителя, когда он пойдет на посадку и ему станут подсвечивать, поскольку слышно было, что они ходят вокруг. Время Давидкова шло, светить нельзя, иначе будут бомбить аэродром. Слышим, Давидков идет на посадку, убирает газ, у всех замирает сердце, абсолютная темнота. Мотор выключил. Слышим, он катится по полю, все бросились к нему. Он вылезает из кабины и смеется. «Командир, как ты?» Он оборачивается и показывает: «Вот кукуруза помогла! Я вспомнил, что граница-то у нас с кукурузой. Она светлая, высотой полтора метра, я зашел, выпустил шасси. Когда колеса пошли к кукурузе, убрал газ и сел». Самое безобразное в том, что и на следующий день эшелоны не убрали. Говорили, что это диверсия, а может, локомотивов не было, только Токарев сказал так: «Ни один диверсант не сделает того, что сделает дурак! Самый [181] опасный — это дурак!» Ночью Давидков опять вылетел, но немцы были уже наготове — когда он сбил одного бомбардировщика, стрелок другого его подбил, но он смог посадить самолет на живот недалеко от станции, его подобрали колхозники и на подводе — он разбил голову — повезли на аэродром. Когда колхозники приехали на станцию, то там узнали, кого привезли — а они видели и сейчас, и накануне, как он сбил самолет — поняли, что это их спаситель. Его взяли на руки и на руках принесли на аэродром. Это особый случай.
Еще один случай произошел, когда осенью получили задание штурмовать Таганрогский аэродром. Вылететь должна была восьмерка И-16 и несколько ЛаГГ-3. Приказали, как обычно: «Вылет на рассвете, перейти линию фронта там-то и идти на аэродром». Давидков знал, что это распоряжение свыше. Он сказал: «Нас сожгут на подходе. Это не годится». — «Вы что, отказываетесь выполнять приказ?» — «Нет. Вы дайте задание, штурмовать Таганрогский аэродром. А как, решу сам». Он изложил Гончарову свой план. Лететь не на рассвете, переходить линию фронта не там, где их ожидают, а отойти в сторону, выйти на Азовское море, зайти на Таганрог с моря, оставаясь невидимыми, и атаковать внезапно. Так и было сделано. Давидков шел ведущим. Он провел на высоте 15 метров всю группу, оставшись невидимыми с берега, пришли на аэродром, когда «мессера» были раскапочены, техники возились где-то в моторах. Зенитки зачехлены. Совершили несколько заходов. Сожгли 22 самолета. И вернулись домой. Естественно, командование было в восторге и приказало повторить налет. Давидков сказал: «Теперь ничего не получится, будут только потери». Но приказ есть приказ. Пошли. Конечно, были потери, потому что уже внезапности не было. [182]
Как относились летчики к техническому составу?
— Технический состав очень ценили. Такой пример. 41-й год, командир полка Давидков. Непрерывное отступление. Летный состав и часть технического перелетела, а часть технического состава осталась. Мы укладываемся и едем. А старшим в группе был назначен старший политрук Канарейцев, который к авиации никакого отношения не имел. А аэродром находился на берегу реки. Войска наземные уже прошли. Танки и мотопехота проследовали, а мы здесь остались. Канарейцев приказывает, ройте окопы, мы займем здесь оборону, задержим немцев. Мы смотрим, идиот ты или нет? Что у нас есть? У кого пистолет, револьвер, у кого винтовки, может быть, есть и автоматы. Нас человек 30 или 40, у нас 4 или 5 автомобилей, нагруженные. Как мы их задержим? Придет взвод с пулеметом или минометом, и мы беспомощны. На фронте самое страшное — тишина. Если тихо, значит, что-то произойдет, значит, наши ушли, а немцы еще не пришли... Нервы на пределе... Сидим обреченные. Вдруг слышим, летит «ишачок», с хвостовым номером «два» — Давидков. Он с ходу развернулся на посадку и заруливает к нам: «Что здесь происходит?» — «Товарищ майор приказал рыть окопы, мы здесь задержим немцев». — «Идиот, отступает вся армия Южного фронта, а вы с горсткой техсостава хотите задержать вермахт?! Вы угробите мне людей! Полк силен, когда мы вместе, без техников полк бессилен — немедленно грузиться». — «Товарищ майор, мы уже погрузились». — «Правильно сделали, грузитесь и немедленно уезжайте. Я взлечу, посмотрю, если немцы близко, я покачаю крыльями, тогда жмите на всю. Если нет, я сделаю круг и улечу. Через 60 километров поселок Приюты. Сплошной линии фронта нет, немецкие танки и [183] мотопехота прошли, оставили ракетчиков, которые сидят по копнам, обозначают линию фронта, пугают. Езжайте по шоссе, будут давать ракеты, стрелять — не обращайте внимания. Если будут задерживать, пробивайтесь с боем, вас 30 человек. Не останавливайтесь. Доедете до линии фронта, дальше наша территория. Мы вас там ждем». Взлетел, сделал круг, все спокойно, немцев не видно. И мы поехали. Действительно, немцы пускали ракеты, пугали, но мы проехали спокойно. Вот Давидков и его забота о техсоставе!
Зимой с 41-го на 42-й год всем было плохо. Нас, технический состав, плохо кормили. Хотя и это зависело от БАО. В разных батальонах по-разному. Когда в 43-м году мы стали гвардейцами, нам попадались только хорошие батальоны, я не помню, чтобы были претензии. Даже водку давали, но это баловство — на самолете всегда есть гидросмесь — если выпить подопрет, можно и ее.
— Как камуфлировали самолеты?
— Обычно пятнами — зелеными, черными. «Ишаки» были без камуфляжа. Они зеленые, внизу голубые. Я не помню, чтобы зимой красили белой краской. Самолеты в любое время года были зеленые, и на фюзеляжах мы ничего не рисовали, даже звездочки за сбитые.
Были ли в полку пушечные И-16?
— Нет, не было.

Как происходило перебазирование с одного аэродрома на другой?
— Когда мы перелетали на другой аэродром, нас возили на «Дугласе», но иногда и на ТБ-3, и на [184] «кукурузнике» — когда на чем. Полеты на ТБ-3 хорошо запомнились. Везли нас в фюзеляже. Он летит, гремит — думаешь, вот-вот развалится. Это же братская могила.
Помню, полк перебазировался на аэродром у села Ермаки напротив Каховки, с задачей прикрыть переправу через Днепр. Горючего нет. Прилетел ТБ-3, привез нам горючее и боеприпасы. И идут 27 «хейнкелей» бомбить переправу. Нас-то, зеленых, маленьких, они не видят, а этих громил ТБ-3 увидели. И вот вся эта масса разворачивается — и на нас. Я ткнулся в ближайшую щель, а там уже полно, и сверху еще кто-то лежит. До моей щели бежать далеко, а немцы уже посыпали. Выросла стена взрывов и движется на меня, а я бегу со всех сил ей навстречу в свою щель. В щель прыгаю, осколки только свистят. Один разрыв, второй разрыв рядом со щелью — нас заваливает, жду следующего разрыва. Воющий звук, удар за щелью — ну, пронесло! Несколько секунд тишины, вылезли из-под завала. Самое интересное, что ни по нашим истребителям, ни по ТБ-3 они не попали, а вот мой друг Коля Трандофилов погиб. Похоронили — ни звезды, ни таблички, ведь здесь завтра будут немцы.
Самый сложный в обслуживании самолет?
— Самый неприятный самолет — это ЛаГГ-3. Ой, неприятный самолет! Тяжелый, со слабым, нежным мотором М-105. На ЛаГГ-3 летчики не любили летать, но потом свыклись — ну, что сделать. Правда, вооружен пушкой, и Давидков даже на нем умудрялся сбивать. В 42-м году был очень тяжелый период, и ЛаГГ-3 все-таки достойно себя вел. Но потери у нас были больше, чем на И-16. Подготовка ЛаГГ-3 к вылету требовала больше всего времени по сравнению с другими самолетами. [185]
Все цилиндры двигателя должны работать синхронно — не дай бог сбить газораспределение! Нам строжайше запрещалось туда лезть! Вот у АШ-82 газораспределение на каждом цилиндре — его легко настроить. Зимой с моторами водяного охлаждения была сплошная морока. Антифриза не было. Гонять двигатель всю ночь не будешь, приходилось под утро заливать его горячей водой.
С «яками» мне не приходилось сталкиваться. Я знаю, что они были полегче. А вот когда в 43-м у нас появились Ла-5 — все вздохнули с облегчением. Прекрасная машина, с двумя пушками, мощным двигателем воздушного охлаждения, сильный, скороподъемный. Первые Ла-5 были Тбилисского завода, похуже, а последние — Горьковского завода, мы получали их в Иванове, они были отличные. Поначалу шли обычные машины, а потом пошли с двигателями АШ-82ФН с непосредственным впрыском топлива в цилиндры. Ну это вообще сказка. Все были влюблены в Ла-5. Да и в эксплуатации он был хорош. Я бы сказал, что это самолет-солдат. Вот «мессер», он такой же. Мне пришлось осваивать его обслуживание летом 1943 года, когда к нам перелетели два Me-109. Видимо, летчики заблудились. При попытке взять их в плен один из них застрелился, а второй, обер-фельдфебель Эдмунд Россман, сдался в плен и сотрудничал с нами в то время, пока мы осваивали самолеты. Для пилотирования их отобрали из состава дивизии шесть летчиков во главе с Василием Кравцовым. Поскольку я хорошо знал немецкий язык и был авиамехаником, то меня взяли в эту группу.
Так вот «мессер» — очень продуманная машина. Во-первых, у него мотор перевернутого типа — снизу он неуязвим. У него 2 водяных радиатора с системой отсечки. Один потек, можно лететь на втором или отсечь [186] оба и хотя бы пять минут лететь. Сзади пилот закрыт бронеспинкой и бензобак у него за бронеспинкой, а у нас в центроплане. Поэтому у нас все обгорали. Вот Борька Козлов (Козлов Борис Михайлович, лейтенант, закончил войну, имея на боевом счету три самолета противника, сбитых в группе. — Прим. М. Быкова.), мой летчик (я о нем чуть позже расскажу), тоже обгорел. Что еще у «мессера» понравилось? Он очень автоматизирован, поэтому очень легок в управлении. У нас винт изменяемого шага работал на масляной автоматике, и на неработающем моторе изменить шаг винта было нельзя. Если, не дай бог, выключил винт на большом шагу, то развернуть винт невозможно, а запустить двигатель очень трудно. У немцев стоял электрический регулятор шага винта. Причем стоял указатель угла винта, которого у нас не было. Счетчик боеприпасов — тоже вещь.
Возвращаясь к «лавочкину», еще раз скажу, что, по моему мнению, это отличный самолет, очень надежный и живучий. Один раз мой командир Борька Козлов прилетает, смотрю — что такое? — у него из двигателя пламя. Оказалось, что ему снарядом разбило головку одного из цилиндров! «Яку» бы хана, а этот долетел на 13 цилиндрах и не загорелся.
Бывали, правда, фокусы, но не по вине конструкторов. Как-то ждали мы пополнение. Смотрим, летят и дымят. Ну сели, зарулили. Инженер эскадрильи выделил мне и моему командиру самолет. Как раз в это время пришел из училища молодой летчик Борис Козлов. Я-то уже был взрослый, мне было 22 года, из них два на фронте, а ему было только 20. Он ко мне относился с большим уважением. И хотя формально он был командиром — и по званию, и по положению, — у нас отношения с ним были братские. Мы с ним дружили после войны. Умер недавно... [187]
Так вот, Боря облетал самолет: «Мотор слабоват, планер неплохой». Ясно, что слабоват — он же дымит, как паровоз, значит, что-то с газораспределением или с зажиганием. Стал проверять. Зажигание проверить проще, с него и начал. Оказалось, что опережение зажигания установлено на правильный угол, но в обратном направлении. То есть у него было не опережение, а запаздывание. Я перегонщика спросил: «Что же такое?» Он говорит: «Да! То-то мы удивлялись, что нет тяги. Чего же вы хотите? Эти двигатели собирают дети, по 14–15 лет, могли и перепутать». Наладил я двигатель...
Боря хорошо летал, но я всегда за него волновался. Он был ведомым у старшего лейтенанта Кратинова (Кратинов Семен Устинович, майор. Воевал в составе 40 ГИАП /131 ИАП/. Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 400 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 21 самолет лично и 2 в группе. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина, Красного Знамени (четырежды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й ст., Красной Звезды, медалями. — Прим. М. Быкова.), очень опытного и хорошего летчика. Как-то они вернулись после очередного вылета. Встретил я его, как положено, у конца пробега, лег на крыло (нужно было ложиться и подсказывать летчику, куда рулить — он же ничего не видит за мотором). Подруливаем к капониру. Я ему показываю жестом — тормози. Он мне жестом показывает, что не работает тормоз. Он вырубил зажигание, но мы катимся. Въехали в капонир, срубили столб, на котором была натянута сетка, и на остатках этого столба оставили бак и щиток. Сидим на нем, как стрекоза на булавке. Слава богу, никто не пострадал. Бежит инженер эскадрильи Титов, матерщинник, [188] кричит на всю эскадрилью: «Бога мать, не боевая потеря. Уже доложено, что все вернулись». Я говорю: «Боря, ты. молчи, я буду говорить». Этот подбегает, я ему: «Чего вы кричите? Какая не боевая потеря? У человека в бою разбили пневмосистему. Что он мог сделать?! Боевая потеря». Спрашиваю у Бори: «Когда у вас следующий вылет?» — «Через 3 часа». — «Все, сменю бак, щиток все будет в порядке. Надо восьмерку, значит, будет восьмерка». В это время проходит Кратинов и, обращаясь к Козлову, говорит: «Молодец, Боря». И нам говорит: «Какой молодец. Ведь он принял удар на себя. Меня атаковал «мессер», он проскочил между ним и мной и прикрыл меня, отвлек «мессера». Молодец, смелый мальчик!» И Титов тут умолк. Я ему говорю: «Идите, все будет». Борька мнется: «Я тебе помогу». Я ему отвечаю: «Командир, идите на КП, через 3 часа у вас вылет, идите, отдыхайте, мы все сделаем сами». А он мне: «Товарищ старшина, слушаюсь!»
Я помню еще только один эпизод с двигателем. Прилетел Козлов, мнется. Я говорю: «Что такое?» А он как раз летал на нелюбимом самолете. Знаете, ведь самолет, как женщина, — бывает любимая и нелюбимая. Вот у нас 55-й был любимый. А этот, сволочь, 94-й, с ним все время что-нибудь происходило. То влево его поведет, то еще что-то. Одним словом, нехорошая такая машина, которую мы оба не любили. Тут говорит: «Эта сволочь еще и стреляет!» Я говорю: «Как?» — «Из боя вышли, все нормально. И тут — пух-пух-пух! Я подумал, пушка стреляет. Нет. Это мотор, первый цилиндр». Я говорю: «Что такое? Утром я пробовал, все нормально». Инженер спросил: «Как у вас?» Я говорю: «Козлов говорит, что стреляет мотор». — «Это, — говорит, — у него в одном месте стреляет. Кто были — «фокера»? Вот и стреляет». [189]
Я минут 15 мотор погонял, а потом как начал стрелять, как из пушки. Что такое?! «Пока не наладишь, — говорит инженер, — не уходи». А дело было во второй половине дня, часов в 5 вечера. Раз стреляет, значит, бедная смесь, а это уже были моторы с непосредственным впрыском. Проверил форсунку, проверил то, се. Запустил — опять стреляет. Сняли агрегат, а это и масляный, и водяной радиаторы — в общем, целая история. Разобрал радиатор, все промыл, прочистил, собрал. Опять стреляет. Что делать? Все трубки проверил, форсунки, давление — все равно стреляет. Дело уже к рассвету, а мотор неисправен, хоть стреляйся! С рассветом приехал очень хороший, опытный механик Григорий Иванович Большаков. У него 3 или 4 класса образования, но очень квалифицированный технически и хороший человек. Подошел и говорит: «Ну, как ты?» — «Ничего не получается — все проверил. Агрегат проверил, форсунки проверил». Он говорит: «Возьми каждую трубочку топливной системы и продуй, поболтай их». И вот поболтал я одну трубочку, а там что-то гремит. Я с этой трубочкой бегом в ПАРМ. Они еще спят. Подъем! Тревога! Взяли электродрель, рассверлили и вынули тело заклепки без головки. Как оно туда попало? Может быть, умышленно кто-то подкинул.
Был еще один случай. Я был в передовой команде, а значит, из всего экипажа был только Летчик да я — ни оружейника, ни моториста, ни прибориста, никого нет. Оружейник один на всю эскадрилью. Мы только перелетели. Боря ушел на КП. Едет грузовик, везет бомбы. Две бомбы по 25 сбросили у моего самолета. Оружейник говорит: «Я сейчас, я вверну взрыватели, а ты подвесишь». А подвешивать со взрывателями нельзя. Я говорю: «Как с взрывателями?» — «Так! Я что, разорвусь — один на всю [190] эскадрилью! Ничего, подвесишь со взрывателями». В это время Борька бежит. Спрашивает: «Как машина? Немцы форсируют какую-то реку, нам надо срочно, пока «илы» не придут, бомбить переправу». Я беру бомбу на плечо. Наступаю на полы шинели и падаю. В голове только одна мысль: «Только не на взрыватель». В падении я кое-как успел рукой перевернуть бомбу, и она воткнулась стабилизатором, который согнулся. Я начал выпрямлять стабилизатор, а Боря в кабине кричит: «Брось ее к такой-то матери. Иди скорее». Я ее подвесил и быстрее к кабине. Запускать мотор обязательно надо вдвоем — рук не хватает. Он должен практически одновременно качать альвеер, включать зажигание, включать воздух и дать сектор газа. Поэтому запускали двигатель вдвоем — я управлял газом и зажиганием, а он открывал воздух и качал альвеер. Он мне: «Скорее, уже Кратинов взлетает». Через час вернулся, заруливает. Я его спрашиваю: «Ну, как?» Говорит: «Мы им всыпали! Сволочи, какие хитрые — мосток сделали под водой». — «Как та бомба?». — «Я и не видел, куда полетела». Я ему говорю: «Борь, ты бы посмотрел, какие у тебя были глаза, когда бомба упала». А он мне: «Ты бы на себя посмотрел!»
А отношения между летным и техническим составом были самые лучшие. Они понимали, что их жизнь зависит от нас. Борька всем прислал фотографии, а мне нет. Он жил в Туле. Я ему звоню: «Ты что же, всем прислал, а мне нет?» — «Витя, у меня не было хорошей фотобумаги, а всем сделал на той, какая была. Но тебе, человеку, от которого зависела моя жизнь, я не мог сделать на плохой бумаге». Но на людях — все по форме: товарищ командир, товарищ лейтенант. [191]
Ваш полк участвовал в отражении налета на Курск?
— Да. Вот как это было. Командиром полка уже был Токарев, а командиром моей эскадрильи Китаев (Китаев Николай Трофимович, подполковник. Начал войну в составе 25 ИАП. С ноября 1941 г. — в составе 40 ГИАП /131 ИАП/. Командовал полком с января 1944 г. Всего за время участия в боевых действиях выполнил около 400 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 24 самолета личной 5 в группе. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина (дважды), Красного Знамени (дважды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й ст., медалями. 19.05.44 сбит огнем с земли, попал в плен. Освобожден после войны. — Прим. М. Быкова).
Утром по тревоге подняли нашу эскадрилью для отражения налета на аэродром — пришла группа из 18 пикирующих Ю-87. Двух сбили, остальных разогнали. Мой командир Иван Иванович Семенюк (Семенюк Иван Иванович, майор. Начал войну в составе 88 ИАП, затем воевал в 249 ИАП, с июля 1942 г. — в составе 40 ГИАП /131 ИАП/. Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 300 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 18 самолетов лично и 9 в группе. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина (дважды), Красного Знамени (дважды), Отечественной войны 1-й ст., Красной Звезды (дважды), медалями. — Прим. М. Быкова.) сбил одного, и Китаев сбил одного. Они ушли на КП, а я принялся готовить самолет. Закрываю последний капот, останавливается «ЗИС-101», из него высовывается Токарев. Я обращаюсь к нему — доложить. С Токаревым у меня приятельские отношения, я к нему ходил на КП полка просто пообщаться. Токарев мне: «В машину!» Я сажусь. Спрашиваю: «А самолет?» — «Без тебя [192] сделают. Садись». Мчимся к городу. Я спрашиваю: «Товарищ командир, что случилось?» Он мне говорит: «Синайский, ты должен выручить». — «Что такое?» — «Когда утром Китаев докладывал, что сбил, ему из штаба дивизии сообщили, земля подтвердит, мы запишем. Китаев им сказал, что в следующий раз пригоню и собью у штаба дивизии. Этих немцев, что Китаев сбил, привезли в штаб дивизии, а переводчика нет». А он знал, что я в мирное время учил немецкий язык. Приезжаем на КП дивизии, там командир дивизии генерал Галунов, офицеры штаба. Токарев им говорит: «Вот, он сможет». Приводят здорового немца, метра два. Блондин, красавец. Дают мне его летную книжку. Галунов (Галунов Дмитрий Павлович, генерал-майор авиации. Начал войну командиром 21 САД, далее командовал 174 НАД. С 18.05.43 — командир 8 ГИАД (217 НАД). 05.07.43 назначен командующим 5 ИАК. — Прим. М. Быкова.) говорит: «Быстро: откуда летел, какое задание на день?» Я перевожу. Он начинает мне рассказывать. Говорит: «Я офицер немецкой армии, я родине не изменяю. Вот если вы мне гарантируете хорошее обращение, то после того, как мы, немцы, победим, я постараюсь за вас заступиться в Германии». Я перевожу Галунову. Он хватает табуретку — а, твою мать! Сволочь такая! Рядом дома, которые ты разрушил. Из-под развалин женщины вытаскивают детей — погибших. Как даст ему. Галунов говорит: «Спроси, будет говорить?» и вынимает пистолет. Сейчас его кончим. Я спрашиваю: «Вы зачем прыгали с парашютом?» — «Как зачем — жизнь спасал». — «Вы, что, думаете, с вами здесь будут играть? Спасайте и дальше». Галунов направил на него пистолет. Немец говорит: «Мы летели с тяжелыми бомбами, 500-ки бросали, они должны были разбомбить нашу взлетную полосу, чтобы [193] мы не смогли взлететь. Летел из Харькова». — «Какое боевое задание на день?» Он посмотрел на часы. «Через 20 минут пойдет 500 самолетов на Курск, будет звездный налет. Через вас пойдут 200 бомбардировщиков. А остальные пойдут с севера и запада». Я перевожу. Галунов говорит: «Повтори!» Он повторяет: «Через 18 минут тут будет 200 бомбардировщиков». Галунов говорит: «Увести. Всех офицеров связи немедленно сюда. По всем частям — боевая тревога. Полная готовность всех частей — и дивизий, и корпуса. Немедленно сообщить в штаб фронта. Сообщить выше, сообщить в Москву. Курск под угрозой». Мы должны с Токаревым были уехать. В этот момент раздается сильный гул, и из-за горизонта выползает колонна. Красиво идут, как на параде, все серебристые. Смотрим — все ближе, ближе, конца не видно — 200 машин! А впереди летит черный бомбардировщик. Токарев говорит: «Смотри, ночника используют, значит, уже дневных не хватает». Они все ближе, ближе. Мы видим, что взлетают наши и 88-й полк. Видим, наши набирают высоту. В этот момент залп зениток сбивает флагмана. А следом наши пошли в атаку. Зенитки прекратили огонь. И как начали хлестать. Смотрим, один горит, второй горит, третий горит — валятся. И 41-й полк тут взлетел, смотрим, хлещут их почем зря. Строй рассыпался, и самолеты стали разворачиваться. Какой Курск — дай бог ноги унести! Наши их вдогонку еще лупят. «Мессеров» было штук 18 — покрутились, ничего сделать не могут, и тоже улепетывать. Хорошее зрелище. И тут на нас два «мессера», а за ними два Ла-5, но почему-то не стреляют. Галунов спрашивает: «Кто в воздухе? Что за цирк?» Ему отвечают: «Товарищ генерал, это Китаев». — «А что он за цирк устроил?» — «Гонит «мессеров» к штабу дивизии». — «Ну, если, подлец, упустит, отдам под суд!» [194]
Куда там упустит! Николай Трофимович был хозяином положения. Один «мессер» попробовал уйти — Китаев с ходу врезал, тот загорелся и упал. А этого гонят все ближе и ближе. И почти над штабом дивизии. «Мессер» прямо в отвесное пикирование вошел — и к линии фронта на бреющем. Китаев начал планировать и, догнав его, сбил. Это был удачный бой. А вот в боях на Курской дуге мы потеряли не так много людей, но очень много машин. За три дня боев в полку осталось не более десятка самолетов. Тогда погиб сын первого секретаря Азербайджана Володя Багиров (Багиров Владимир Джафарович, старший лейтенант. Воевал в составе 40 ГИАП/131 ИАП/. 05.06.43 вблизи г. Обоянь в воздушном бою, отражая налет на аэродром, в лобовой атаке таранил истребитель Me-109. Посмертно награжден орденом Ленина. — Прим. М. Быкова.). Он над аэродромом таранил «мессера».
Здесь же погибли Горобец (Горобец Александр Константинович, старший лейтенант. Воевал в составе 88 ГИАП /166 ИАП/. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 75 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 2 самолета лично и 6 в группе. Согласно официальной советской версии, не подтвержденной документально, в воздушном бою 06.07.43 в районе д. Зоринские Дворы в одиночку сбил 9 бомбардировщиков Ю-87 и сам погиб. Герой Советского Союза (посмертно), награжден орденами Ленина, Красного Знамени. — Прим. М. Быкова) и Токарев. Я расскажу, как это случилось, а уж тебе решать, верить этому или нет.
Про Горобца написано, что он полетел в разведку, встретил группу 20 пикировщиков Ю-87, атаковал, 9 сбил и погиб сам. Глупость полная. Дело было перед сражением под Прохоровкой. Наша 8-я гвардейская дивизия в составе моего 40-го ГИАП, 88-го ГИАП, в котором [195] служил Горобец, и 41-й ГИАП прикрывал развертывание. Горобец 8-кой дежурил в районе Прохоровки. Когда они отдежурили и уходили, Горобец, летя последним, увидел, что, дождавшись их ухода, 9-ка Ю-87 заходит на бомбежку танков. Поскольку передатчика у него не было, то он развернулся один. Он атаковал головного в лоб. Сбил. Тот рыскнул, сбил двух рядом. Сколько точно сбил Горобец, сколько они сами себя сбили — неизвестно, установить это нельзя, но погибли все 9. Он никого не пропустил к танкам, и когда возвращался, «мессера», вызванные бомбардировщиками, его убили. Про Токарева тоже написали: во главе восьмерки атаковал группу из 12 «мессеров», 4 сбил. И все. Здрасьте, я ваша тетя! Разве в этом его заслуга? Токарева погубил новый командир дивизии — такой засранец — заместитель Галунова по строевой Ларушкин. Все ходил, гонял нас, что плохо ходим строем. Когда Галунова сделали командиром корпуса, на дивизию поставили Ларушкина. Ларушкин посылал восьмерку прикрывать передний край, а приходили группы по 60–70 самолетов, а что могла сделать восьмерка?! Какие-то немцы прорывались. Ларушкин приехал вечером 7-го, устроил Токареву разнос. 8-го числа Токарев полетел сам, повел восьмерку. Вели бой, но все вернулись. Мой самолет тоже летал. Я его подготовил к следующему вылету и пошел на КП полка к Токареву. Я знал, что Токарев летал в первый вылет. Я ему говорю: «Как?» — «Плохо. Приходят по 60–70 штук, что мы восьмеркой можем сделать». Я был у Токарева в штабе полка, когда прилетел Ларушкин на УТ-1. Он небольшого роста, полный, в комбинезоне. Токарев вздохнул: «Сейчас будет». Мы отошли в сторону. Ларушкин подошел. Слышали, как он ругал Токарева. У Токарева была Золотая Звезда. Ларушкин сказал: «А это и [196] снять можно». Протянул руку. Токарев отодвинул руку. Я помню, он сказал: «Не вы давали, не вы снимать будете». Ларушкин, разъяренный, улетел. В это время пришел приказ — лететь нашим. Должна была лететь восьмерка, на которой Токарев уже не должен был лететь. Я побежал сразу к себе на стоянку, потому что надо было выпускать самолет. Шесть вылетели сразу, потом еще вылетела пара. Через какое-то время вернулось семь самолетов. «Кто не вернулся?» — «Командир полка. Токарев». — «Как? Он не должен был лететь?» Он в последний момент отставил молодого из пары, решил полететь сам. Тот, кто с ним летел, рассказал, что они прошли линию фронта. Увидели, что вся шестерка связана боем с «мессерами», которых немцы выслали для расчистки неба, ниже их шла группа из 60 самолетов Ю-87. Токарев парой атаковал эту армаду, которую к тому же прикрывали двенадцать «мессеров». Он 4 самолета сбил и не пропустил бомбардировщиков. В этом бою он был ранен, посадил самолет в расположении танкистов, вылез из самолета и умер. Все это мы узнали на следующий день. Мы ночью уехали в Старый Оскол, и утром туда приехала машина. Полковник, танкист, начальник политотдела привез гроб с телом Токарева. И привез грамоту, где все было описано. Вот почему погиб Токарев (Согласно оперативным документам 8 ГИАД, самолет командира 40 ГИАП майора Токарева, чья пара шла замыкающей в восьмерке Ла-5, был сбит при возвращении с боевого задания парой немецких истребителей-охотников внезапной атакой сверху-сзади со стороны солнца. Воздушного боя не было: немецкие самолеты, разогнавшись на пикировании, на повышенной скорости покинули район столкновения... «Легенда» о тяжелом воздушном бое и большом количестве вражеских [197] самолетов, сбитых Токаревым в последнем вылете, была придумана позже, очевидно, для оправдания перед командованием за потерю командира полка. — Прим, М. Быкова.).
Вскоре после Курской дуги меня отправили на курсы переводчиков при Военном институте языков Красной Армии. После этого я попал в Воздушно-десантную армию. Под Веной был тяжело контужен, лежал в Вене в госпитале. Была потеря слуха, речи. Как раз 9 мая 1945 года у меня восстановился слух. Мне поставили приемник, и я лежа слушал Москву и плакал от счастья. А потом работал в разведотделе как переводчик в оккупационных войсках.

Несмотря на то что ЦК ВКП(б) и Правительство в 1932 г., а затем в 1936 г. поставили перед ВВС РККА во всем объеме вопрос о борьбе с аварийностью, за последние два года аварийность не только не снизилась, но значительно возросла, особенно в январе, феврале и первой половине марта 1938 г.
В 1937 г. количество чрезвычайных происшествий в ВВС по сравнению с 1936 г. увеличилось: а) по авариям на 80%, б) по катастрофам на 70%.
Такой огромный рост аварий и особенно катастроф показывает, что исчерпывающие по своей конкретности и точности решения Центрального Комитета ВКП(б), Правительства и приказы народного комиссара обороны Союза ССР о ликвидации катастроф и максимальном снижении аварий остаются невыполненными.
Это же говорит и о том, что вышестоящие начальники не проверяют систематически исполнение указаний и требований о путях и средствах борьбы с авариями и катастрофами.
По поручению Центрального Комитета ВКП(б) и Правительства Главный военный совет РККА 20–22 марта провел специальное совещание авиационных командиров, политработников, инженеров и техников, на котором всесторонне были обсуждены причины аварий и катастроф и предложения о необходимых мероприятиях по их ликвидации.
Характер целого ряда катастроф и аварий 1937 и 1938 гг. с полной очевидностью подтверждает о наличии актов вредительства и диверсий в авиачастях, летных школах ВВС РККА, а также и в авиапромышленности.
Акты вредительства и в целом недопустимо выросшая аварийность могут иметь место главным образом потому, что в Военно-Воздушных Силах РККА:
1. В ряде частей ослабла большевистская бдительность, плохо поставлена партийно-политическая работа. Не выкорчеванные полностью враги народа в такой обстановке ловко используют положение, продолжая творить свои преступные дела.
2. Несколько ослабла воинская дисциплина, в результате чего нарушаются приказы и уставы РККА, регламентирующие воинский порядок и взаимоотношения между начальниками и подчиненными. Появились расхлябанность и разгильдяйство, доходящие в отдельных случаях до обсуждения отдаваемых начальниками распоряжений. Имеют место случаи панибратства и ложного демократизма.
3. Выдвинутые на руководящие должности преданные партии и рабочему классу молодые командные и политические кадры, обладая высокими личными качествами, в большинстве не имеют еще практического опыта по руководству частями и соединениями, не могут сосредоточить основного внимания и времени на главнейших вопросах — личном руководстве боевой подготовкой.
Нередко случаи, что и сами они не являются еще образцом дисциплинированности. Недостаточная требовательность этих товарищей в ряде случаев доходит до явного попустительства — нарушения уставов, инструкций и руководств (летная и служебная расхлябанность, недисциплинированность).
Эти молодые командиры нуждаются в непрерывной помощи, руководстве и большевистском воспитании со стороны старших начальников по командной и политической линии.
4. Плохо изучается личный состав; в подготовке, особенно молодых летчиков, отсутствует индивидуальный подход. Имеют место факты недовыучки и перескакивания.
5. Плохо еще поставлен уход, эксплуатация и сбережение материальной части. Приказ НКО СССР от 25.5.37 г. за № 071*, регламентирующий порядок по предотвращению возможных актов диверсии на материальной части, выполняется формально и систематически нарушается, причем многие командиры просто не знают этого приказа.
6. Неудовлетворительно организуется летная работа с грубейшим нарушением основных требований Наставления по производству полетов и аэродромного распорядка.
7. Требования приказа НКО СССР № 016 и № 0111 ** о тщательном анализе и учете метеорологической обстановки при организации и выполнении летной работы не выполняются.
8. В ряде частей отсутствуют ремонтные органы, остро ощущается недостаток запасных частей и ремонтного инструмента в одном месте и избыток в другом. Существующие ремонтные мастерские зачастую никем не руководятся. Качество ремонта в ряде мастерских плохое, а в отдельных случаях ремонт выполнялся явно вредительски.
9. Командующие ВВС округов и УВВС РККА не организовали конкретной помощи молодым командирам и частям в деле боевой и летной подготовки.
10. Слаб контроль со стороны вышестоящих начальников и их штабов (до УВВС РККА включительно) за точным проведением в жизнь постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР и приказов НКО Союза ССР по борьбе с аварийностью и точным применением в повседневной практике существующих уставов и наставлений.
11. Аварийность в частях, округах и УВВС РККА расследуется и изучается формально, иногда (нередко) легкомысленно и преступно делаются поспешные и необоснованные выводы, а это увеличивает чисто аварий и катастроф «по неустановленным причинам». Причины мелких поломок выявляются и изучаются недостаточно.
12. Военная приемка на заводах (21-й и 1-й заводы) по самолетам И-16 и Р-зет при наличии вредительства на этих заводах не справилась со своей задачей, в результате чего в Военно-Воздушные Силы РККА поступает материальная часть с производственными дефектами и наличием вредительства...
Ф. 4, оп. 15, д. 18, л. 4–7. Типогр. экз.
Приказ о мерах по предотвращению аварийности в частях Военно-Воздушных Сил РККА

№ 070 4 июня 1939 г.
16–17 мая с.г. Главный военный совет Рабоче-Крестьянской Красной Армии с участием военных советов и командующих воздушными силами ЛВО, БОВО, КОВО, ХВО, военных советов АОН, специально вызванных командиров и комиссаров авиабригад, авиаполков и эскадрилий заслушал и обсудил доклад начальника Военно-Воздуш-ных Сил РККА о мерах борьбы с катастрофами и летными происшествиями и об улучшении организации летной подготовки в Военно-Воз-душных Силах.
В результате обсуждения этого вопроса Главный военный совет устанавливает:
Число летных происшествий в 1939 году, особенно в апреле и мае месяцах, достигло чрезвычайных размеров. За период с 1 января до 15 мая произошло 34 катастрофы, в них погибло 70 человек личного состава. За этот же период произошло 126 аварий, в которых разбит 91 самолет. Только за конец 1938 и первые месяцы 1939 гг. мы потеряли 5 выдающихся летчиков — Героев Советского Союза, 5 лучших людей нашей страны — тт. Бряндинского, Чкалова, Губенко, Серова и Полину Осипенко.
Эти тяжелые потери, как и подавляющее большинство других катастроф и аварий, являются прямым результатом:
а) преступного нарушения специальных приказов, положений, летных наставлений и инструкций;
б) крайне плохой работы командно-политического состава воздушных сил и военных советов округов и армий по воспитанию лет-но-технических кадров авиачастей;
в) плохо организованной и еще хуже проводимой плановости и последовательности в учебно-боевой подготовке авиационных частей;
г) неумения старших начальников и комиссаров наладить лет-но-техническую подготовку с каждым экипажем и летчиком в отдельности в соответствии с уровнем их специальных познаний, подготовленности, индивидуальными и специфическими их способностями и качествами;
д) все еще неудовлетворительного знания личным составом материальной части и, как следствие этого, плохой ее эксплуатации и
е) самое главное, недопустимого ослабления воинской дисциплины в частях Военно-Воздушных Сил и расхлябанности, к сожалению, даже среди лучших летчиков, не исключая и некоторых Героев Советского Союза.
Подтверждением всего сказанного служит буквально всякая катастрофа и происшествие, так как при самом беглом ознакомлении с ними, как правило, причиной является или недисциплинированность и разболтанность, или невнимательное и недопустимо халатное отношение к своим обязанностям летно-подъемного и технического состава.
Вот наиболее тяжелые катастрофы и аварии за последнее время.
1. В конце прошлого года в полете на место посадки экипажа самолета «Родина» произошло столкновение двух самолетов «Дуглас» и ТБ-3, в результате чего погибло 15 человек. В числе погибших был и командующий воздушными силами 2-й Отдельной Краснознаменной армии комдив Сорокин и Герой Советского Союза комбриг Бряндинский.
Командующий воздушными силами 2 ОКА Сорокин без какой бы то ни было надобности и разрешения центра, но с согласия командования 2 ОКА вылетел на ТБ-3 к месту посадки самолета «Родина», очевидно, с единственной целью, чтобы потом можно было сказать, что он, Сорокин, также принимал участие в спасении экипажа «Родина», хотя ему этого никто не поручал и экипаж «Родина» уже был обнаружен.
Вслед за Сорокиным на «Дугласе» вылетел Бряндинский, который также не имел на то ни указаний, ни права, целью которого были, очевидно, те же мотивы, что и у Сорокина.
Оба эти больших авиационных начальника, совершив проступок и самовольство, в дополнение к этому в самом полете проявили недисциплинированность и преступную халатность в летной службе, результатом чего и явилось столкновение в воздухе, гибель 15 человек и двух дорогостоящих самолетов.
2. Герой Советского Союза, известный всему миру своими рекордными полетами, комбриг В. П. Чкалов погиб только потому, что новый истребитель, который комбриг Чкалов испытывал, был выпущен в испытательный полет в совершенно неудовлетворительном состоянии, о чем Чкалов был полностью осведомлен. Больше того, узнав от работников НКВД о состоянии этого самолета, т. Сталин лично дал указание о запрещении т. Чкалову полетов впредь до полного устранения недостатков самолета, тем не менее комбриг Чкалов на этом самолете с не устраненными полностью дефектами через три дня не только вылетел, но начал совершать свой первый полет на новом самолете и новом моторе вне аэродрома, в результате чего, вследствие вынужденной посадки на неподходящей захламленной местности, самолет разбился и комбриг Чкалов погиб.
3. Герой Советского Союза заместитель командующего ВВС БО-ВО полковник Губенко, прекрасный и отважный летчик, погиб потому, что производил на И-16 полет высшего пилотажа на недопустимо низкой высоте. Полковник Губенко, невзирая на свой высокий пост заместителя командующего воздушными силами военного округа, невзирая на то, что еще накануне своей гибели, проводя совещание с подчиненными ему командирами авиабригад по вопросам аварийности в воздушных силах, сам указывал на недисциплинированность как главную причину всех несчастий в авиации, допустил лично недисциплинированность, граничащую с преступлением. Полковник Губенко обратился к командующему войсками БОВО командарму 2-го ранга т. Ковалеву с просьбой разрешить ему полеты высшего пилотажа с использованием взлетных полос. Командующий Белорусским особым военным округом командарм 2-го ранга т. Ковалев категорически запретил полковнику Губенко летать. И все же Губенко не только грубо нарушил прямой приказ своего высшего и прямого начальника, но одновременно нарушил все приказы и наставления по полетам, начав высший пилотаж на недопустимо низкой высоте.
4. Два Героя Советского Союза — начальник летной инспекции ВВС комбриг Серов и инспектор по технике пилотирования МВО майор Полина Осипенко погибли потому, что организация тренировки по слепым полетам на сборах для инспекторов по технике пилотирования, начальником которых являлся сам комбриг Серов, не была как следует продумана и подготовлена, а главное, полет комбрига Серова и майора Полины Осипенко, выполнявших одну из первых задач по полету под колпаком, производился на высоте всего лишь 500–600 метров вместо установленной для этого упражнения высоты не ниже 1000 метров. Это безобразное, больше того, преступное нарушение элементарных правил полетов, обязательных для каждого летчика, и начальников — в первую голову, и явилось роковым для Серова и Полины Осипенко.
Этот последний случай, так же, как и случай гибели Героя Советского Союза Губенко, является ярким свидетельством того, что нарушение правил полетной работы не может пройти безнаказанно ни для кого, в том числе и для самых лучших летчиков, каковыми в действительности и являлись погибшие товарищи Губенко, Серов и Полина Осипенко.
5. Однако недисциплинированность и распущенность настолько вкоренились среди летчиков, так велика эта болезнь, что, невзирая на частые и тяжкие катастрофы, результатом которых является гибель лучших наших людей, невзирая на это, всего лишь месяц примерно тому назад два Героя Советского Союза — командующий ВВС МВО комбриг Еременко и его заместитель полковник Осипенко в неурочное время вздумали произвести «показательный» воздушный бой над люберецким аэродромом и произвели его на такой недопустимо низкой высоте, позволили себе такое нарушение всех установленных правил и приказов, что только благодаря счастливой случайности этот, с позволения сказать, «показательный» бой закончился благополучно. Однако такие «показательные» полеты показывают лишь, что источником недисциплинированности, расхлябанности, воздушного лихачества и даже хулиганства являются не всегда худшие летчики и рядовые работники авиации. Вдохновителями и образцом недисциплинированности, как это видно из приведенных фактов, бывают и большие начальники, на обязанности которых лежит вся ответственность за воспитание летчиков и руководство их работой, которые сами обязаны быть и непременно образцом, и примером для подчиненных.
6. Ко всему сказанному необходимо отметить, что культурность летно-подъемного состава нашей авиации продолжает оставаться на весьма низком уровне. Замечание т. Сталина, сделанное им на заседании Главного военного совета, о том, что законы физики, механики и метеорологии летно-техническим составом плохо усвоены, их, этих законов, многие не знают, с этими законами природы не всегда и не все летчики считаются — это указание т. Сталина исключительно правильно определяет физиономию большого числа летно-подъемного и технического состава воздушных сил. Оно бьет прямо в цель.
У нашего летного состава не хватает постоянной, не показной, а подлинной внутренней подтянутости и внимания к своему делу, особенно в воздухе, где необходима высокая дисциплина, где летчик, штурман, радист, стрелок, бортмеханик обязаны быть всегда начеку, внутренне собранными, внимательными ко всему, что относится и к технике, к полету в целом. В полете летчик должен быть полностью внутренне отмобилизованным.
Если хорошим безаварийным паровозным машинистом может быть только человек организованный, внимательный, знающий и любящий свое дело, то насколько же повышаются требования к летчику, который управляет не паровозом, движущимся по рельсам, а современным могущественным летным аппаратом, заключающим в себе сотни и тысячи механических лошадиных сил и развивающим огромную скорость в полете.
Все эти азбучные истины, к сожалению, забываются нашими летчиками, и за это многие из них платятся своей жизнью. И что самое тяжелое, старые, испытанные мастера летного дела не борются с отрицательными явлениями среди своих молодых сотоварищей и тем самым поощряют молодняк на поступки, совершенно нетерпимые в рядах бойцов нашей авиации.
До сих пор старший и средний командный состав в полетах не всегда является хорошим образцом, примером для подчиненных.
Все еще не организован сверху донизу настоящий действенный контроль за исполнением приказов по боевой подготовке личного состава.
7. Все еще среди летчиков наблюдаются чванство и зазнайство. Не воспитано у них уважение к инструкциям, наставлениям и приказам, точно регулирующим летную жизнь и боевую подготовку летно-подъемного состава. Нередко большие, а за ними и малые начальники считают, что инструкции, уставы, наставления и положения написаны не для них, что они уже переросли эти наставления и приказы, что для них закон не писан. Опасность такой психологии усугубляется тем, что эти нездоровые факты имеют свою давность, и немало уже немолодых летчиков являются их вредными носителями,
8. Выдвинутые за последнее время в большом количестве на руководящую работу командиры звеньев, эскадрилий и полков пока еще не имеют организационных и командных навыков, а вышестоящие командиры и комиссары плохо руководят и не помогают этим в общем хорошим, талантливым людям поскорее стать подлинными организаторами и командирами нашей авиации.
9. Инспектора по технике пилотирования и инженеры по эксплуатации своей работой как следует не занимаются.
10. Документация полетов в строевых частях в большинстве ведется безобразно. По этой документации невозможно установить, в каком состоянии принят самолет летчиком от инженера и техника, что и как выполнил летчик и летнаб в полете и пр., все делается наспех, формально, как-нибудь.
11. Техника пилотирования летного состава во многих случаях весьма низкая.
12. Не организован контроль за техникой пилотирования в воздухе.
13. Плохо планируется боевая и техническая подготовка.
14. Знание личным составом материальной части систематически не проверяется, а между тем самолеты и моторы непрерывно модернизируются, вооружение меняется и совершенствуется.
15. Нет надлежащего систематического и действительного, не формального контроля за подготовкой материальной части к полетам.
16. К полету допускаются непроверенные машины, и виновные в этом не несут суровой ответственности.
17. Не внедрен как система осмотр летным составом перед полетом самолетов, и этого никто должным образом не контролирует.
18. Комиссары, политорганы и партийные организации ВВС не сделали всего необходимого, чтобы обеспечить строжайшую воинскую дисциплину и порядок в строевых частях авиации. Они не организовали авиационную общественность на жесточайшую борьбу со всем тем, что порождает аварийность и катастрофы в воздушном флоте, не воспитали членов партии, комсомольцев и беспартийных большевиков в духе требований приказов и наставлений, не воспитали у летчиков и инженерно-технического состава характер, выдержку и правдивость, которые так необходимы людям, работающим в воздушных силах.
Командиры и комиссары не воспитаны еще и сами как подлинные начальники, высокая требовательность которых к себе, к своим поступкам и действиям обязывала бы их быть столь же требовательными и беспощадными в проведении в жизнь положений, приказов и наставлений в отношении подчиненных им людей.
19. Школы и училища ВВС РККА не стали еще подлинными учебными заведениями, дающими полноценно подготовленных, грамотных, культурных и высокодисциплинированных командиров-летчиков.
В школах и училищах слаба строевая подготовка, неудовлетворительна дисциплина и плохо поставлена воспитательная работа.
20. Военные советы округов, армий, Военный совет ВВС РККА не занимались как следует авиационными частями, плохо боролись с авариями и катастрофами и не организовали в авиачастях высокой воинской дисциплины и порядка.
21. Летная инспекция ВВС РККА работала оторванно от Управления боевой подготовки, слабо руководила отработкой строевыми частями авиации очередных задач боевой подготовки и не дала положительных результатов в деле предупреждения летных происшествий.
22. Во исполнение решения Главного военного совета Рабоче-Кре-стьянской Красной Армии в целях искоренения безобразных явлений в Военно-Воздушных Силах РККА, приводящих к большому количеству всякого рода происшествий, и установления твердой воинской дисциплины, организованности и порядка в частях и вузах ВВС РККА
Приказываю:
1. Военным советам округов и армий систематически и непосредственно изо дня в день руководить жизнью, боевой и политической подготовкой частей Военно-Воздушных Сил. Установить порядок систематических посещений командующим и членами военных советов авиабригад, авиаполков и авиабаз. При посещении не ограничиваться беглым осмотром ангаров и любованием полетом асов, как это часто бывает, а подробно знакомиться с внутренней жизнью части и ходом боевой и политической учебы, давая на месте необходимые указания.
Заслушивать на заседаниях военных советов доклады командования авиабригад и даже авиаполков с содокладами инспекторов по технике пилотирования и лиц, кои специально выезжали в данную часть для инспектирования. Особенно это необходимо практиковать в отношении слабо подготовленных и аварийных частей. Почаще вызывать по конкретным вопросам не только командиров, комиссаров, инженеров и прочих начальников авиачастей, но и рядовых летчиков, если они могут быть полезными в деле улучшения боевой и политической подготовки и предупреждения аварий и происшествий в авиации или нужны для личных бесед и указаний.
2. Командующим ВВС округов, армий и военным советам АОН в июне месяце организовать в авиабригадах, полках 3-дневные сборы командиров, комиссаров и политработников частей и подразделений. На сборах еще раз просмотреть, обдумать планы и программы летной подготовки до конца 1939 года, сделав упор на организацию летной работы, дисциплину личного состава, строгий порядок на аэродромах в период полетов и вне полетов, на работу инженерно-технического состава, на материальную часть перед и после полетов.
3. С целью поднятия воинской дисциплины в частях ВВС:
а) ввести со всем летно-техническим составом строевые занятия по два часа два раза в шестидневку;
а) летный и технический состав во время учебного дня в расположении части должен ходить в строю под командой своих командиров. Военному совету ВВС разработать инструкцию и представить мне на утверждение.
4. Добиться в частях ВВС строжайшей воинской дисциплины и точного соблюдения всех установленных в РККА уставных положений. Потребовать от всего личного состава ВВС, начиная от рядового красноармейца и до командующего ВВС округа включительно, изучения и твердого знания не только уставов, наставлений и инструкций и положений, определяющих жизнь, боевую и политическую подготовку Во-енно-Воздушных Сил РККА, но и обязательное знание уставов строевого, внутренней службы и дисциплинарного.
5. Создать в Военно-Воздушных Силах четкие воинские взаимоотношения между начальниками и их подчиненными, в соответствии с требованиями уставов Красной Армии. Командирам и комиссарам непрерывно следить за выполнением этого моего указания. За невыполнение его наказывать в первую очередь начальника и комиссара, попустительствующих расхлябанности и ослаблению дисциплины.
6. Всем командирам и комиссарам ВВС лучше организовать, упорнее проводить воспитательную работу с подчиненным личным составом. Поставить во главу угла воспитательной работы постоянное требование твердого и неуклонного выполнения всех правил летной службы, изложенных в соответствующих приказах, наставлениях и инструкциях. Командиры и комиссары должны стать примером и образцом в деле выполнения всех правил и наставлений, приказов, инструкций, положений и уставов. Командиры и комиссары обязаны являть собой образцы дисциплинированности, внутренней подтянутости и подлинной сталинской выдержки и воли.
7. Одновременно с повышением качества воспитательной работы со всем командным составом авиации, и особенно командирами эскадрилий и звеньев, более решительно воздействовать на тех командиров и комиссаров, которые не являются примером для подчиненных и не следят за выполнением приказов, уставов и наставлений. Таких начальников необходимо в ближайшие два-три месяца поставить на их место, а безнадежных либералов и болтунов, невзирая на их заслуги в прошлом, отчислить из рядов авиачастей.
В системе воспитания личного состава широко использовать партийно-общественное воздействие, а также товарищеские суды чести. Особо строгие меры, вплоть до отстранения от занимаемой должности и отдачи под суд, принимать к командирам и комиссарам, которые поражены зазнайством, чванством и не желают резко и в короткий срок покончить с этими недопустимыми для авиационных людей пороками.
8. Строжайшим образом соблюдать плановость и последовательность летной подготовки, точно выполняя требования об индивидуальном подходе к каждому экипажу при постановке ему учебного задания. По нескольку раз, если это требуется, тщательно проверять летчика в усвоении им задачи, контролировать его в процессе обучения не формально, для отбытия номера, а на живом деле, в работе.
Не допускать перескакивания через промежуточные упражнения даже и таким летчикам, которые могут казаться успевающими и не нуждающимися в долгой, последовательной и кропотливой подготовке. Эта категория несомненно способных и лучших людей больше всего и гибнет в катастрофах. Строго соблюдать основной принцип в обучении: переходить от простого к более трудному, а затем уж к сложному. Это нужно зарубить на носу каждому начальнику и комиссару, большому и маленькому.
9. Вся предполетная подготовка должна обеспечить твердое знание каждым экипажем учебного задания и порядка его выполнения на земле и в воздухе на каждый летный день.
Командиры и комиссары эскадрилий обязаны всегда проверять фактическую подготовленность экипажа к выполнению задания и ни в коем случае не выпускать в полет слабо подготовленных или по физическому состоянию не могущих выполнить задания.
Командиры и комиссары должны служить примером в знании материальной части, а те из них, кто летает лично, и в технике пилотирования и, как правило, лично отрабатывать одну задачу или упражнение по летной подготовке ранее подчиненного ему летного состава.
Каждую задачу или упражнение в частях начинать с показа ее летному составу самим командиром.
10. Помощники командиров авиабригад, полков и эскадрилий по эксплуатации должны организовать как следует практическое изучение материальной части летным составом, сосредоточив главное внимание на умелой, грамотной ее эксплуатации. Каждый летчик должен основательно знать материальную часть, на которой работает, и уметь проверить работу авиатехника. Перед каждым полетом летчик лично обязан проверить состояние своего самолета и убедиться в полной его исправности.
11. Инженеры авиационных частей, соединений и округов обязаны наладить оперативное руководство эксплуатационно-технической службой в частях, организацию полевого ремонта и специальной подготовки инженерно-технического состава.
Военному совету Военно-Воздушных Сил к 15 июня с.г. дать конкретные указания по организации полевого ремонта и обучению инженерно-технического состава, а также организации и проведению в жизнь контроля заточным выполнением этих указаний.
12. Командующим ВВС округов, армий и военным советам АОН создать условия, обеспечивающие систематическую конкретную помощь в организации летной работы тем частям, во главе которых поставлены недостаточно еще опытные молодые командиры. Посредством инструктивных занятий, личного показа, организации и проведения летного дня и систематического контроля за жизнью и работой частей готовить молодых командиров к умелому руководству и воспитанию своих подчиненных, выращивать из них подлинных организаторов и командиров нашей боевой авиации.
13. С целью повышения подготовки командиров эскадрилий и звеньев проводить с ними систематические командирские занятия, для чего отвести два дня в декаду. Военному совету ВВС к 10.6 с.г. представить мне на утверждение план и программы этих занятий.
14. Воспретить под личную ответственность командиров и комиссаров соединений и частей выпуск в полет не только частей и подразделений, но и отдельных экипажей в заведомо опасную для полета погоду, установив, что по метеорологическим условиям существуют нелетные дни. Постепенной и последовательной тренировкой экипажей подготовить летчиков к умению летать в трудных метеорологических условиях.
15. Ввести в систему тренировку летчиков в полетах по приборам, как решающий вид летной подготовки для успешного выполнения задач и безопасности полета в сложных метеорологических условиях, поручая руководство этой подготовкой наиболее подготовленным, знающим дело командирам.
Летчиков, усвоивших полет в закрытой кабине (под колпаком), систематически тренировать и контролировать в пилотировании самолетов в облаках.
16. Полеты в закрытой кабине на самолетах И-16 и И-15 запретить, заменив полетами в облаках при облачности не ниже 1000 метров с заходом в облака не более чем на 200 метров.
17. Подготовку к полету в метеорологическом отношении проверять с такой же тщательностью, как все остальные основные элементы предполетной подготовки.
18. К производству фигур высшего и сложного пилотажа допускать только тех летчиков; которые подготовлены к этому и выдержали специальные испытания по теории, динамике и технике полета. Кроме того, этих летчиков подвергать психофизиологическим испытаниям и специальной медицинской проверке два раза в год, а в отдельных случаях — по мере надобности.
19. За безаварийность при полном выполнении плана учебно-боевой подготовки в распоряжение командиров частей и соединений ВВС РККА выделять следующий премиальный фонд:
а) командирам частей (полка, авиабазы, отдельной эскадрильи, отряда, звена) — 0,5% заработной платы части;
а) командиру авиабригады — 0,25% фонда заработной платы бригады.
20. В целях повышения боеготовности и уменьшения аварий по причине текучести личного состава выделить к 1.7,39 г. в каждом округе 75% авиабригад или эскадрилий, укомплектовать их до штата личным составом и материальной частью и стабилизировать весь состав этих частей, не допуская откомандирований и всяких перемещений по оргмероприятиям и для других целей.
21. Военному совету ВВС к 1.7.39 г. пересмотреть систему комплектования авиачастей летным составом и установить такой порядок, при котором строго учитывались бы индивидуальные способности каждого летчика при назначениях в тот или иной род авиации как при выпуске из школ, так и при переводах.
22. Летный состав, не отвечающий современным требованиям полетов на больших высотах и на скоростных самолетах, отобрать и направить на укомплектование инженерного и артиллерийского факультетов Военно-воздушной академии, а также использовать на штабной, политической и другой подходящей работе в Военно-Воздушных Силах.
Всех, кого нельзя использовать на этих работах, передать в Осо-авиахим, ГВФ и в части ПВО. Отбор возложить на Военный совет ВВС и военные советы округов и к 15.7.39 г. представить мне на утверждение список отобранных с распределением их по новым предназначениям.
23. Провести к 20.6.39 г. во всех частях ВВС отбор летчиков, слабо подготовленных в летном отношении, создав из них особые группы под руководством наиболее опытных командиров, обладающих хорошими инструкторскими навыками. Отбор возложить на командиров и комиссаров полков и бригад.
24. Для улучшения подготовки командиров звеньев Военному совету ВВС открыть в августе месяце с.г. в Закавказском военном округе на базе Кировабадской школы специальную школу подготовки командиров звеньев.
25. Политическому управлению РККА производить отбор личного состава на политработу для всех родов авиации, кроме истребительной, не только из числа летающих летчиков, но и «вылетавшихся», а также из числа штурманов-летнабов и инженерно-технического состава.
26. В политуправлениях округов создать без увеличения штата авиационные отделы; комиссару ВВС округа присвоить права заместителя начальника политуправления округа по авиации.
27. Усилить управления ВВС округов и армий штурманами, инспекторами по технике пилотирования, инженерами по эксплуатации, ремонту, вооружению и спецоборудованию.
Военному совету ВВС РККА представить мне к 10.6.39 г. конкретные предложения по штатным изменениям.
28. Начальнику Генерального штаба РККА совместно с АБТУ и Военным советом ВВС к 10.6.39 г, представить мне план укомплектования Военно-Воздушных Сил автотранспортом.
29. Военному совету ВВС к концу 1939 г. обеспечить строевые авиачасти, вооруженные самолетами И-16, СБ и Р-10, учебно-тренировочными самолетами с двойным управлением из расчета иметь один такой самолет на эскадрилью. Представить мне план проведения этого мероприятия.
30. Комиссию по изучению предупреждения летных происшествий и летную инспекцию УВВС реорганизовать, создав вместо них в составе Управления боевой подготовки ВВС летно-техническую инспекцию.
Военному совету ВВС к 10 июня 1939 г. представить мне проект штатов и положение о летно-технической инспекции.
31. Военному совету ВВС совместно с Управлением делами при НКО к 1.7.39 г. подготовить и сдать систематизированный сборник всех действующих и руководящих приказов и указаний по ВВС РККА.
Проект сборника доложить мне.
ОБ АВИАШКОЛАХ
1. Военному совету ВВС запретить всякие отступления от установленных требований к физическому состоянию поступающих в школы и училища.
Впредь в летные школы и училища принимать только тех, кто имеет отличную характеристику (средней школы, фабзавуча, завода, партийной и комсомольской организаций) и тех из окончивших школы аэроклубов, кто имеет отличные отзывы с производства (до поступления в аэроклуб) и отличные отзывы за время пребывания в школе.
2. С 1940 г. в аэроклубы принимать лиц с образованием не ниже 9 классов средней школы и только с отличным поведением. В аэроклубах Осоавиахима ввести строевые занятия, для чего увеличить срок обучения на 3 месяца.
Инспекции ВУЗ РККА к 20 июня 1939 г. разработать соответствующие требования и программы по военизации аэроклубов Осоавиахима.
3. Отчисление курсантов из школ по летной неуспеваемости производить распоряжением начальника училища в период обучения на учебном и переходном самолете.
Отчисление по летной неуспеваемости с боевого самолета производить с разрешения Военного совета ВВС.
За нарушения дисциплины распоряжением Военного совета ВВС отчислять курсантов из школ в строевые части.
В целях недопущения некомплекта в школах содержать в них в течение первых 6 месяцевобучения сверх плана 15% переменного состава.
4. Самостоятельный налет на боевом самолете в школах ВВС увеличить до 30 часов.
Из программы школ исключить воздушные стрельбы и высотную подготовку.
5. Школы ВВС перевести на полуторагодичный срок обучения. Выпуск в 1939 г. перенести на 15 июня 1940 г.
В строевые части ВВС из летных школ назначать только окончивших школы с хорошей и отличной оценкой по технике пилотирования и дисциплине.
6. Военному совету ВВС пересмотреть и доложить мне 1.7.39 г. порядок комплектования и срок обучения в школах и училищах ВВС.
Потребовать от комиссаров, политорганов и парторганизаций ВВС большевистской борьбы за дисциплину, организованность и коренного улучшения воспитательной работы среди летного и технического состава ВВС.
Комиссар должен быть самым дисциплинированным, организованным и бдительным начальником в части. Он наряду с командиром несет ответственность за аморальные явления, недисциплинированность, за воспитание людей и за каждое летное происшествие и отвечает за политико-моральное состояние части.
Комиссары обязаны постоянно держать весь личный состав на высоком уровне требовательности к себе и нетерпимости к малейшим проявлениям нарушения дисциплины, разгильдяйства, критиканству и прочим проявлениям неорганизованности и моральной неустойчивости среди летно-технического состава.
Всю систему воспитательной работы комиссара, командира и политорганов построить так, чтобы добиться от каждого летчика не только дисциплинированности, когда он находится под контролем своих начальников, но чтобы его сознание и внутренняя дисциплина исключали всякую мысль о нарушении установленных правил летной службы в воздухе, когда он выходит из-под контроля.
Предупредить, что нерадивость и плохая работа комиссаров, политорганов и парторганизаций ВВС в деле укрепления дисциплины и борьбы с аварийностью поставят каждого ответственного партполитработника перед серьезной партийной ответственностью.
Настоящий приказ изучить всему летному и техническому составу ВВСРККА.
Военному совету Военно-Воздушных Сил к 1.7.39 г. представить предложения по организации систематического контроля за осуществлением всеми частями и органами ВВС требований настоящего приказа.
Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза К. Ворошилов