- В конце войны подвешивали бомбы на истребители. Какие? И сколько?
- На «кобру» под фюзеляж, вместо подвесного бака, вешали 250 килограммовую бомбу.

- Хватало ли американского высокооктанового бензина, или приходилось заливать нашим?
- Хватало. Всегда был американский бензин.

- Разница в обслуживании «кинг-кобры» и аэрокобры есть?
- Нет. Но мы на «Кингах» мало работали. Там помощнее был двигатель, и конструкция самого самолета – киль – был более вертикальный. На «кобрах» пологий киль, а это более углом. Они внешне только этим отличались. Для приемника антенна стояла, от кабины шла и на киль. Так что не чем особым не отличалось. Планер был совсем не изменен.

- На «кобре» фотокинопулемет стоял?
- Да, стоял, у тех кто шел на разведку. Это уже решало соответствующая служба и специалисты, это не моя обязанность.

- С точки зрения технического обслуживания, сколько вылетов в день вы смогли бы обслужить?
- Это все зависит от освещенности и поставленной задачи.

- В немецких мемуарах пишут по 10-12 вылетов в день, это реально?
- Нет. Ближайшие аэродромы подскока не ближе, чем 5 километров. Чтобы взлететь туда долететь, обратно, чтобы на бой у тебя хватило времени, так что я в это не верю – врут. А до 5 вылетов было. В дневное летнее время, когда длинный день. Но это до физического истощения.

- С технической точки зрения, сколько времени занимало обслуживание самолета после вылета, если не нужно проводить регламентных работ, заправить горючим, просто осмотреть самолет?
- Здесь все службы должны. Оружейники, пушки, пулеметы, если подвесить бомбу, это тоже нужно время. Если батальон обслуживания работает нормально, у него база хорошая, есть топливозаправщики, маслозаправщики, послеполетный осмотр провел, мотористу говоришь, что сделать. Двигатель проверишь, если перед этим жалоба. 40 минут, это минимум. А так за час – это хорошо.

- Отравления спиртом среди технического состава были?
- Во время войны не было, а после войны было. В земле обнаружили вкопанные большие цистерны с какой-то жидкостью. Достали ведром, смотрят, синий, думали бензин, немцы бензин синим подкрашивали. Понюхали, нет, спиртом пахнет. Оказалось, что он использовался в качестве то ли топлива, то ли окислителя при запусках.

- На самолетах звездочки, эмблемы рисовали?
- У нас в полку этим не увлекались. Был один, Дважды Герой Советского Союза Камозин, у него на самолете удав был нарисован, он за это поплатился. Его сожрали с этим удавом, как говорится. Немцы по-разному расписывали свои самолеты, а наших узнавали по эфиру. Сообщают, что Покрышкин в воздухе. Фадеев в воздухе, это тоже был боец, «борода», у нас в 101-м полку был в 9-й дивизии. Камозин, Клумбов, братья Глинки. Один дважды Герой, Дмитрий. Борис – Герой Советского Союза.

- У летчиков были суеверия, а у вас были суеверия?
- Примерно как в фильме «В бой идут одни старики». Но я на это вообще никогда внимания не обращал. У меня только привычка была – обходить с правой стороны.

- Некоторые техники говорят, что самолеты как женщины – есть любимы и нелюбимые. Были ли у вас любимые и нелюбимые самолеты?
- Если его хорошо подготовишь под себя, то он у тебя любимый. Правда, тебе стоило это больших затрат времени, внимания и здоровья, а летчик говорит – этот дубовый, а этот слишком вертлявый, а этот очень инертный. Каждый самолет со своим характером.

- У вас не было такого самолета, который все время ломался. Или другой, который вообще не ломался. Или самолет, который постоянно попадает в аварии?
- Да, нет. Если произошла какая-то авария, ее устраняют, и потом она не повторяется.

- В чем работали на аэродроме?
- В летнее время комбинезоны. Как везде рабочая форма на заводах, такая же и там были, только цвет немножко другой. В 1941 году нас обмундировали здорово – вплоть до того, что выдавали кожаные перчатки на выход. Куртка с подстежкой, брюки и гимнастерка х/б, кальсоны, рубашка, шинель. В зимнюю пору иногда давали валенки.

- А обычно что?
- По разному – хорошо, если кирзовые сапоги, а то ботинки с обмотками. В 1942 тяжелое время было и было тяжело с обеспечением. Некоторым иногда везло, склад разбомбят – можно было поживиться. Потом союзники по ленд-лизу стали кое-что давать – шинели хорошего сукна, некоторым попадались добротные английские ботинки, которые сносить невозможно. Уже позже, когда вошли в Польшу, там можно было достать материал и пошить брюки, гимнастерку.

- Как складывалось отношение с местным населением? Как к вам относились и как соответственно вы?
- Поляки очень поганые люди, они все время камень за пазухой держат. А вот в Австрии, когда в оккупационных войсках стояли, даже вернувшиеся из плена спокойно относились. А с немцами мы мало общались.

Когда мы проявляли человечность, они были удивлены. Что наши молодые люди оказывают пожилым женщинам какое-то внимание. Вот, например, из кирхи идут, вдруг поскользнулась, Егор Иванов ее подхватывает чтобы не упала. Им это удивительно.

Иногда шалили. Сначала говорили, когда перешли границу, нашим комиссарам завали вопрос, как себя вести? – Как совесть позволяет. А потом через неделю начали гайки закручивать, потому что слишком вольно себя вели, особенно в Германии.

- С особистами в полку приходилось сталкиваться?
- Особисты тоже разные. Был у нас такой летчик Самсонов и вот он говорил, что ниже Красной Звезды никаких орденов получать не будет. Это дошло до СМЕРШа. Начали вести расследование. Но ничего, вытащили его, а то он мог бы попасть в штрафную. Меня, как очевидца спрашивали, как это все произошло. Я свое мнение высказал. Его не стали наказывать. А так особисты работали. У них была агентура из сотрудников, которых все не очень уважали.

- Какие у вас за войну награды?
- В 1942 году получил медаль «За боевые заслуги», в конце войны орден Красной звезды, кроме того, медали «За оборону Кавказа», «За взятие Кенигсберга», потом Горбачев еще юбилейный орден дал. А так, технический персонал был обделен наградами.

- Как встретили День Победы в полку?
- Мы базировались рядом с прекрасным хвойным лесом – в него зайдешь ни одной ветки, ни сучьев не валяется. Чистый лес. По нужде идешь, даже не хочется его поганить. Зайцы рядом прыгают.

Как только сообщили, все пошли на самолеты, на хвост садятся, из всего оружия салюты. С одной стороны наш полк, с другой соседний, такой фейерверк.

С утра начали поддавать, шнапс достали. И начпроды окорока достали… У нас там что-то вроде клуба было, два полка, кто-то кому-то морду побил.

Потом собрались утром и каждый думает, а что теперь делать будем. Те, кто постарше возрастом уже настроены на демобилизацию, а нас-то держать будут. А потом началась демобилизация – сперва специалисты, которые до войны чем-то занимались, там машинист, помощник машиниста. Потом нас перевели в Австрию и уже оттуда я демобилизовался.